Валерий Бочков - Шесть тонн ванильного мороженого

– Заведется! Дай я. – Она взялась за ключ. – Куда крутить?

– От себя. Только все равно…

– Замолчи! И перестань посылать негативные импульсы. – Она повернулась ко мне. – Это все твой дурацкий русский пессимизм, твой деструктивный негативизм, твое нежелание…

– О-о! Что-то слышится родное! – Я хотел расхохотаться, но вышло жалкое кудахтанье. – Ты еще скажи – как права была моя мама!

– Да, права! Насчет негативных импульсов – на сто процентов!

Я неловко повернулся, боль в ноге взорвалась. Сжав зубы, я медленно откинулся и вжался спиной в кресло. Стекла в машине запотели, я зло провел пальцем по окну и уставился в черную дырку.

– Вот и молчи… – проворчала Холли. – Вот и не мешай.

– Не мешай? – буркнул я. – Чему?

– Концентрации моей позитивной энергии.

– А-а, вот оно что. Вы физику еще не изучаете? – ядовито спросил я.

– Через год.

– Понятно. В физике есть такой раздел – электричество называется, так вот там как раз про это все написано, про плотность электролита, про медные пластины…

– Эй, але! Кончай мешать, а? Ты ж сам видел, как я свет погасила. – Она щелкнула пальцами перед моим носом. – Раз – и свет погас! Ведь видел же сам, а теперь сидит как дурак и мешает людям.

Я действительно почувствовал себя полным дураком. Холли отвернулась от меня и уставилась в тусклый щиток приборов. Я слышал, как она сопит, концентрируя свою позитивную энергию, видел ее нахмуренный профиль на фоне мутного стекла. Подумал, что сейчас снова придется ковылять в чертову избу, что угли в печи остыли, что придется заново разводить огонь. Холли медленно протянула руку к ключу. Повернула. Стартер закряхтел, провернулся раз, второй – уже медленнее, издыхая. Тут двигатель фыркнул, точно спросонья. Фыркнул и завелся.

Я остолбенел. Потом восторженно заорал – непроизвольно. Холли высокомерно взглянула на меня, процедила:

– Физика, понимаешь…

Управление машиной она освоила быстро, впрочем, полноценной ездой я бы это не назвал – мы ползли со скоростью десяти миль в час. После чуда со стартером Холли присвоила себе права начальника экспедиции и со мной обращалась пренебрежительно – точно я был малым ребенком или тяжелобольным пациентом. Что отчасти было верно.

– Рулем не крути без дела, – посоветовал я.

– Это я тренируюсь. А ты молчи. Тебе силы надо беречь.

Беречь там уже было нечего. Меня почти одновременно то знобило, то бросало в жар. Страшно хотелось пить. Я опустил окно, сгреб в ладонь снег с крыши. Сунул в рот. С обеих сторон к дороге подступал хвойный лес, черный угрюмый лес без конца и без края.

– Окно закрой, – не поворачиваясь, сказала Холли, тихо добавила: – Пожалуйста.

– А что мы в потемках едем? – Я закрыл окно. – У тебя только подфарники горят.

– В смысле?

– Я понимаю, движение тут не очень оживленное, но все-таки… Вон там, видишь рычаг такой, покрути его. Нет, это дворники. Вон тот.

Холли перепробовала все рычаги, нашла нужный. Включила ближний свет, потом дальний, добавила противотуманные фары. Снег на дороге ослепительно вспыхнул, темные ели отодвинулись, лес стал плоским, как декорация к третьему акту «Лебединого озера».

– Ух ты – во бьет! Просто супер! Скажи – светло как днем.

Я закрыл глаза. Ломило спину, здоровая нога затекла, я попытался сползти ниже. Вроде получилось. Неловко вывернул хворую ногу – от боли чуть не взвыл. Эта чертова боль окончательно вымотала меня. Я подумал, что так худо мне еще никогда не было.

– Машина! – заорала Холли. – Гляди, гляди!

Я испуганно дернулся, открыл глаза.

– Где?

– Вот же! – она тыкала пальцем в ветровое стекло. – Следы!

На дороге в ярком свете фар был отчетливо виден след протектора. Колея казалась совсем свежей.

– Я ж говорила! Говорила! – Холли издала победный возглас и быстро забарабанила кулаками по баранке.

– Как же мы их не услышали? – спросил я, спросил самого себя.

– Как, как, – радостно отозвалась Холли. – Может, они проезжали, когда ты там под дровами отдыхал? Может, не услышали мы их! Какая разница?

Она весело крутанула руль, «Кадиллак» пошел юзом, я ухватил баранку, пытаясь выровнять машину. Хотел крикнуть – только не тормози, но не успел. Холли впечатала педаль в пол, наш «Кадиллак» понесло, сделав плавный пируэт, он мягко воткнулся в сугроб.

Холли испуганно повернулась ко мне.

– Я ж ничего… вообще ничего, – растерянно проговорила она. – Она, что, взбесилась?

– Не взбесилась. Ты тормозом заблокировала колеса, и мы потеряли управление.

– Фига себе… Как на катке, вообще.

Нос «Кадиллака» зарылся в снег, из-за яркого света фар сугроб сиял изнутри таинственным, почти волшебным, светом. Над сугробом нависали черные ели.

– Ладно, – сказал я. – Заводи мотор. Тогда выбрались, выберемся и сейчас.

Выбраться на этот раз оказалось непросто. От меня было мало проку, поначалу я лез с советами – не газуй, подай назад. Заметив злой взгляд, умолк. Холли вышла из машины, влезла по пояс в сугроб, начала руками разгребать снег. Толку в этом не было, но я промолчал. Мотор продолжал тихо ворчать, сжирая остатки топлива. Стрелка уже прислонилась к нулю, я ждал, что вот-вот вспыхнет красная лампочка. Она тут же и зажглась.

Холли притащила еловых веток, начала совать их под колеса.

– Да не под эти! – не выдержав, крикнул я в окно. – Ведущие вон те.

Холли сердито взглянула на меня, но послушалась. Румяная и потная, села за руль, ни слова не говоря, включила заднюю передачу.

– Ты только не… – начал я и осекся, так она зыркнула на меня.

Поставила руль прямо, осторожно тронула педаль газа. «Кадиллак» чуть подался назад, Холли, сосредоточенно глядя перед собой, медленно утопила педаль. Колеса взвыли, беспомощно прокручиваясь в снегу. Я уже хотел сказать, что так мы вообще зароемся по брюхо, но в этот момент машина снова качнулась и медленно выбралась на дорогу.

Холли на меня даже не посмотрела. Уверенно вывернула руль, включила передачу. В свете фар показался след таинственной машины. Мы медленно покатили по середине дороги.

– Что это за красная лампочка? – спросила Холли. – Раньше такой не было.

Мне становилось все хуже, пару раз я соскальзывал в полноценный бред, с убедительными галлюцинациями и весьма качественным отключением от реальности. Мои веки наливались жаркой тяжестью и опускались сами. В красноватой темноте всплывали фрагменты неясных видений, в мозгу ворочались обрывки мыслей. Я еще продолжал слышать пыхтенье мотора, но постепенно и этот звук вплетался в параллельную реальность, творимую моим подсознанием.

Мне слышался шум ленивых волн. Я шагал в полосе прибоя, ступая босыми ногами по упругому мокрому песку. Справа мерно раскачивался неповоротливый океан мутно-оливкового цвета. Впрочем, это могло быть и море, пейзаж одновременно напоминал пустынные пригороды Скарборо и Азовскую косу где-нибудь под Бердянском. Недавно прошел дождь, прыткий летний дождь. В воздухе, теплом и неподвижном, стоял горьковатый дух водорослей и соли.