Сергей Апрелев - Под шорох наших дизелей

Не мудрено, что после пятого предупреждения подошедший незнакомый офицер, едва назвавшись корабельным замполитом, был сражен выстреленной в упор фразой:

- Лейтенант Жуланов, назначен командиром электронавигационной группы ПЛ «К-68», семья в Питере, денег нет!

- Да ладно, ладно. Устраивайтесь товарищ Жуланов. Потом побеседуем, - ласково проговорил зам и удалился, оставив Славу с застрявшей во рту тирадой: «Хрен ты у меня что получишь!»

Как говорится, предупрежден, значит вооружен. Слава стал первым офицером, избежавшим печальной участи мелко обобранного в «дежурном режиме».

Я уже писал о замечательном человеке и замполите из 35-й дивизии капитане 2 ранга Геннадии Александровиче Мацкевиче, который был символом порядочности и надежности. Разумеется, попадались и другие. С его коллегой, назовем его Минчуком, я столкнулся на КМОЛЗ (Кронштадтский морской ордена Ленина завод), где постоянно находилось в ремонте несколько подводных лодок СФ. Для этой цели здесь и был создан 10-й дивизион, в котором, кстати, песня «Северный флот - не подведет!» считалась запрещенной. Говорят, после чересчур шумного празднования Дня флота в конце 70-х, когда она стала шлягером и сопутствовала неким бесчинствам.

Мы с сослуживцем стали свидетелями сцены, виртуозно разыгранной Минчуком перед мастером деревянного цеха, выполнившим его заказ по изготовлению стендов наглядной агитации. Замполит явился для приема заказа с обещанным гонораром - двумя бутылками «шила». Кроме него самого, одному лишь богу было известно, что жидкость в бутылках была скорее водой, чем вожделенным для обеих договаривающихся сторон спиртом. Не дойдя пары метров до мастера, привставшего на цыпочки в ожидании обещанного, Минчук вдруг неловко оступился и рухнул оземь. Раздался звон разбиваемых бутылок, после чего наступила гнетущая тишина. Ее нарушили глухие рыдания замполита. Горе его, по внешним проявлениям, было безутешным. Вскоре свидетелям происшествия стало казаться, что без экстренной психиатрической помощи не обойтись. Замполит воздевал руки к небесам, допустившим подобное, причитал о злой судьбе, плавно перейдя к стенаниям о невозможности восполнить потерю.

Все закончилось тем, на что, видимо, замполит и рассчитывал. Его начали успокаивать, уговаривать забрать щиты безвозмездно, с чем он, через некоторое время, милостиво согласился…

Взаимоотношения с офицерами моей подводной лодки, тем временем, складывались вполне нормально. Ничего удивительного, ведь добрую половину из них составляли такие же зеленые лейтенанты, как и я сам. Начальник РТС Саша Курский (не путать с Колей Питерским!) и Толя Мартыненко - командир БЧ-3.

Эпизод с представлением в ресторане «Кольский» прошел «на ура». Злоключения начались при попытке офицеров, «измученных нарзаном», вернуться на родную плавбазу. Толя был арестован лютой «вохровкой» в момент пересечения КПП, а хитрован Саша, перелезший через бетонный забор, увенчанный «колючкой», ее коллегой, не менее лютой, уже после приземления. Арестовать было просто, а вот извлечь из лужи с битумом, оказавшейся под забором, гораздо труднее. Пришлось вызывать подъемный кран, который подошел только под утро…

Комбриг капитан 1 ранга Вассер был в ярости и покарал всех проштрафившихся, включая Синебрюшку, который, кстати, от похода в ресторан, чванливо отказался. Меня в списке наказанных не оказалось по одной единственной причине - тем вечером я заночевал у знакомых, т.е. вне части.

За отсутствующего командира оставался СПК - капитан-лейтенант Ковальчук. В целом, неплохой мужик, несмотря на то, что казался слегка неотесанным. Вдобавок он пил как проклятый, что впоследствии и довело его до самоубийства. Произошло это несколько лет спустя, когда он командовал атомоходом 627 проекта в Гремихе.

Замполит, не отваживавшийся бороться с формальным начальником в открытую, с брезгливой миной взирал на происходящее. О том, что он предпринимал по своей политической линии, можно было только догадываться. Время от времени старпома вызывали на парткомиссию. Он возвращался слегка потрепанный и тут же «принимал на грудь»...

Первые три дня с момента прибытия молодых офицеров замполит старался казаться мягким и обходительным, как и подобает профессиональному душеведу, но вскоре его словно прорвало. Видимо просто надоело прикидываться демократом. Обнажить истинное лицо оказалось проще. Произошло это на ужине в кают-компании «Галкина». Воспитанный на добрых флотских традициях, Станюковиче, Соболеве и Колбасьеве, и зная, к тому же, что офицеры, особенно в кают-компании, обращаются друг к другу исключительно по имени-отчеству, я имел неосторожность в очередной раз обратиться к заму как к Владимиру Ивановичу. За этим немедленно последовала гневная тирада, значившая, что если он до сих пор и терпел мое нахальство, то лишь по причине своей нечеловеческой сдержанности. Впредь я, как и любой другой лейтенант, тем более не сдавший на самостоятельное управление подразделением, лишался права обращаться к нему иначе чем «товарищ капитан 3 ранга».

«Пошел бы ты куда подальше, лысый хрен», - подумал я про себя, решив исключить из своей практики общение с замполитом навсегда. Смолчать удалось, но с большим трудом. Это стало первым уроком по коррекции идиллических представлений об офицерских взаимоотношениях.

Однако полностью исключить общение оказалось невозможно. Если мне замполит был абсолютно не нужен, то я оказался весьма востребованным. То занятие провести, то культпоход возглавить, однако самым уязвимым местом в моей службе оказалась патологическая тяга одного из моих подчиненных - «злого годка» и моего ровесника Балабанова к самовольным отлучкам. За свою службу мне еще не раз представится возможность убедиться, что лучшего места для разложения самого сплаванного экипажа, чем длительный ремонт, не существует. Особенно, если этот ремонт протекает в большом городе. А большой город, самый большой в мире город за Полярным кругом - Мурманск был буквально под боком. Собственно, Роста являлась его пригородом. Главной мерой воздействия была расположенная неподалеку гауптвахта. Однако мало было объявить матросу взыскание в виде ареста. Во сто крат труднее было определить арестованного в камеру.

Желая навести во вверенном подразделении порядок, я несколько раз пытался поговорить с Балабановым «по душам», но вскоре убедился, что в работе с обнаглевшим «ровесником» этого явно недостаточно. С одобрения ВРИО командира, как и положено, перед строем экипажа, я объявил ему семь суток ареста. Для начала. В ответ «годок» глумливо ухмыльнулся, всем своим видом говоря: «Ну-ну!»

Мытарства начались с проповедей зама, заявившего, что мои непродуманные действия портят и без того подмоченную репутацию корабля. Что я вместо кропотливой воспитательной работы иду по пути наименьшего сопротивления и т.д и т.п..