Пётр Курков - Категория жизни: Рассказы и повести советских писателей о молодежи нашего времени

— В общем, да… Раз в два года меня приглашают на экзамены.

— В этом году будете принимать?

— Буду.

Хрузов помолчал, собираясь с мыслями. В комнате повисла напряженная тишина.

— А Эдик в какой институт хочет поступить? — спросил Хрузов.

Поскольку будущий абитуриент не отвечал, Эльвира Георгиевна взяла этот труд на себя.

— Конкретно мы еще не решили. Ему важно высшее образование вообще, — сказала она, выделяя слово «вообще». — Если вы посоветуете поступать туда, где вы принимаете экзамены, скорее всего мы воспользуемся вашим советом.

Федор начал понимать, что угодил в ловушку. Ему стало стыдно, и он покраснел. Так вот они, движущие силы этого дачного гостеприимства! Он поглядел на мать. По смущению Екатерины Михайловны он догадался, что она была посвящена в этот заговор. Надо было как-то выкручиваться, но Хрузов абсолютно не знал как.

— Конкурс там, где я принимаю, достаточно высок, поэтому я не хотел бы давать ложные советы… — неуверенно начал он.

— Но ведь вы можете подготовить нашего Эдика, — с горячностью заговорила Эльвира Георгиевна, прижимая руки к груди и вся подаваясь в сторону Хрузова. — Вы же знаете, какие там требования. А Эдик способный мальчик… (Пыжов выразительно хмыкнул.) Да, да, способный! Если бы не некоторые учителя, чье предвзятое мнение портит ему средний балл, он ходил бы в отличниках.

Не сдержавшись, Пыжов демонстративно встал из-за стола и, закурив сигарету, вышел на улицу. Эльвиру Георгиевну это ничуть не обескуражило.

— Я знаю, вы можете сделать из нашего Эдика что-нибудь путное, — чуть не плача, закончила она.

Хрузов с тоской посмотрел на Эдика и засомневался, что за внешностью этого невозмутимого любителя варенья могут скрываться щедро отпущенные природой таланты. Его настроение мгновенно испортилось. Он уже не понимал, как мог восторгаться этой дачей. Что ему здесь нравилось? Как мог он тут взахлеб работать? Здесь так тяжело дышится. Вслед за Пыжовым его потянуло на улицу, в холодную и густую тьму. Он тоже встал, поймав испуганный, полный самоотверженной любви взгляд Екатерины Михайловны.

— Да, я постараюсь, — безотчетно пробормотал он. — Я позанимаюсь с Эдиком, подтяну его по математике.

— Спасибо, спасибо, — вспорхнул над столом признательный шепот, — спасибо…

Она тоже мать, думал Хрузов, тоже любит своего сына. Его мучил стыд. Он удлинял шаги, чтобы поскорее исчезнуть за входной дверью. Когда он тянулся к ручке, в его мозгу мелькнуло, что такая женщина, как Эльвира Георгиевна, могла бы пойти ради сына на все, даже вступить в предосудительную связь с кем-нибудь из «нужных» людей. С отвращением к ней, к себе Хрузов дотянулся до металлической ручки. Она обожгла. Он отчаянно рванул на себя дверь.

На улице было морозно. Хрузов пожалел, что не накинул куртку, но возвращаться за ней не было никакого желания. Он сошел с крыльца и увидел тлеющий сигаретный огонек. Тот метнулся навстречу. На плечи Хрузова легла тяжелая и теплая, как одеяло, телогрейка.

— Вот, возьмите… Я в свитере, мне не холодно, а вы в пиджачке выскочили, — пристыженным голосом сказал Пыжов. — Сейчас простудиться в два счета можно.

— Да, можно, — согласился Хрузов, зябко ежась.

Они помолчали. Пыжов дышал глубоко и жадно, словно стремясь вобрать в себя весь этот ароматный ледяной воздух. Ничто не нарушало крепкой тишины, и Хрузов волей-неволей отдался своим мыслям. Ему вспомнилось, как в позапрошлом году на приемных экзаменах к нему подошел Ледяшин. Сергей принимал экзамены в том же институте, только по физике. Тогда еще заварухи с диссертацией не было и они ходили в приятелях. Ледяшин отозвал его в сторонку и попросил обратить внимание на одну девушку, чей экзаменационный лист достался Хрузову. «Понимаешь, Феодор, это моя ученица. Я угробил на нее целый год, а деньги договорился взять с ее родителей только после поступления». — «Я надеюсь, ты чему-нибудь научил ее?» — спросил Хрузов первое, что пришло в голову. Ледяшин неопределенно качнул головой. «Учти, мне не достанется ни копейки, если она засыплется». Хрузов вознегодовал. Он произнес пламенную речь о чести и неподкупности экзаменаторов вообще и своей в частности. Сергей иронически улыбнулся, потом хлопнул Федора по плечу и многозначительно сказал: «Я на тебя надеюсь».

Девица была неглупа, даже подготовлена, но чрезвычайно надменна. На все вопросы она отвечала так, будто Хрузов был в сговоре с ней. Федору казалось, что еще самую малость — и она начнет ему подмигивать. Его так и тянуло засыпать ее или хотя бы вкатить трояк, но в самый последний момент он пожалел то ли ее, то ли Ледяшина и поставил ей «четыре». В общем, она так и отвечала, на «четыре» с небольшой натяжкой, так что… А Ледяшин, подлец, потом сказал: «Мог бы и пятерочку выписать…»

— Ну и что же вы решили? Будете моего обучать? — спросил Пыжов хрипловатым от волнения голосом.

— Попробую, — ответил Хрузов нехотя.

— Может, что и выйдет, — усмехнулся Пыжов. — Хотя навряд ли. Добиться от нашего Эдика чего-нибудь можно, только, как говорится, каши поевши. Упустил я его.

Он загасил сигарету и кинул ее на землю.

— Наблюдал я недавно за ним, когда он уроки делал. Что же вы думаете? Полтора часа держал в руках какие-то шарики и тряс. — Пыжов энергично продемонстрировал, как Эдик тряс шарики, и ключи в его кармане незвонко зазвенели. — Меня аж зло взяло. Сам я на заводе работаю, не бездельник. Батя потомственный рабочий, а этот… Ну, подхожу я к нему и говорю: «Одевайся, пойдем». Он вытаращился на меня. А рожа нахальная, ухмыляющаяся: «Куда? У меня уроков полно». Это он мне говорит, будто я не видел, как он их делает! «Как куда, — говорю я ему, — к психиатру, куда же еще. Полтора часа так вот трясти шарики, как трясешь их ты, может только законченный дегенерат». Он обиделся, вскочил, но тут я ему с размаху ка-ак врезал, так что он вмиг обратно на стул опустился и завыл. Держится за щеку, плачет. Моментально Эльвира примчалась: «Что такое? Кто тебя обидел?» А как узнала, на меня накинулась: «Садист! Что ты пристаешь к ребенку!»

Пыжов махнул рукой, тяжело вздохнул. Хрузов слушал его с неловким замешательством. Чем он может помочь этому человеку? Браться за Эдика надо было раньше, гораздо раньше…

— Да что рассказывать! Мой сын патологический лентяй. Бабушка, когда жива была, запрещала ему пальцем пошевелить! Постель и ту за него убирала до самых своих последних дней. А он, сукин сын, этим пользовался… Всю кровь из меня высосал, стервец. Я думаю, ему высшее образование во вред будет. В армии или на заводе — только там смогут ему вправить мозги… Пошли, что ли? — неожиданно закончил Пыжов свою обвинительную речь.

В комнате женщины и Эдик все еще сидели за самоваром. Эльвира Георгиевна что-то рассказывала, Екатерина Михайловна согласно поддакивала. Эдик молчал, скреб ложкой по пустой розетке. Морозный воздух освежил Хрузова, ему стало легче, и он вдруг с радостью вспомнил, что сегодня закончил работу над диссертацией, и этот факт не погубит ни одна ложь на свете. Нет, сегодняшний день не зря прожит. Хрузов присел к столу. Он не мог скрыть вернувшееся к нему ощущение счастья.