Василий Клепцов - Время и судьи без грима

Терпимову арестовали, и тут же в краевой печати журналисты хлестко стали сообщать об ужасной жестокости женщины, притворявшейся тихоней.

Был суд, по делу председательствовал Кузнецов, а обвинение поддерживал заместитель прокурора края Артамонов. Это был очень своеобразный человек. По делам, по которым ему приходилось выступать в суде, он почти всегда просил суд определить очень суровое наказание, из-за чего работники судов прозвали его Голдуотером по аналогии с известным американским политическим деятелем, именовавшимся в то время в советской печати мракобесом. На всех совещаниях, проводимых в крае по вопросам соблюдения законности, он всегда выступал с крайних позиций усиления борьбы с преступностью. Причем усиление этой борьбы он видел только через призму применения к осужденным самих жестких мер наказания.

Когда свидетели по этому делу, и особенно несовершеннолетняя дочь подсудимой, рассказывали в суде о той кошмарной жизни, на которую обрек Терпимов свою семью, то многие, присутствовавшие в зале суда, без стеснения плакали. Кузнецов дважды по просьбе народных заседателей объявлял перерыв, чтобы дать людям, да и народным заседателям хотя немного успокоиться. В суде было выяснено, что милиция просто бездействовала и обрекла бухгалтера совхоза и ее двух несовершеннолетних девочек на страшные физические и нравственные мучения.

Невозмутимым в зале суда оставался только прокурор, а когда суд перешел к прениям сторон, то он так же невозмутимо потребовал от суда вынесения Терпимовой высшей меры наказания — расстрела. К вечеру суд огласил приговор: Терпимова была признана виновной в убийстве мужа в состоянии сильного душевного волнения, вызванного систематическим издевательством над ней и ее детьми самого потерпевшего. Санкция этой статьи предусматривала наказание в виде исправительно-трудовых работ, что и определил суд, освободив подсудимую из-под стражи. Не ожидавшая такого оборота дела, подсудимая Терпимова не выдержала и тут же в зале суда упала в обморок.

Прокурор Артамонов немедленно принес протест на этот, по его мнению, безобразно либеральный приговор. Однако Верховный суд РСФСР приговор суда признал правильным и оставил его в силе, а протест прокурора отклонил.

После этого проходит какое-то время, и в кабинете Кузнецова раздается телефонный звонок. Звонил заместитель заведующего административным отделом крайкома КПСС Николай Борисович Упрямов. «Владимир Владимирович, — сказал он, — сегодня в 15.00 Вас приглашает к себе на беседу Борис Викторович».

Борис Викторович Дьяконов был в то время первым секретарем крайкома партии. Это был человек уже в возрасте, высокого роста, могучего телосложения, немногословный и очень требовательный. До этого Кузнецов был у него в кабинете два или три раза, не больше, при обсуждении вопросов преступности в довольно узком кругу. Видел же его довольно часто, так как жил с ним в одном доме, а дачный домик первого секретаря крайкома был рядом с двухэтажным бараком, в котором на лето давали по одной или две комнаты местному руководству для летнего отдыха. Назывался этот деревянный без всяких удобств барак дачей крайисполкома.

С минуту подумав, Кузнецов позвонил прокурору области Федорову

— Василий Федорович, тебя не приглашают сегодня на беседу к Дьяконову?

— Да, приглашают в 15.00.

— А не знаешь ли ты цели нашего вызова? — снова поинтересовался Кузнецов.

— Знаю, — ответил Федоров. — Мой заместитель Артамонов, когда я был в отпуске, написал большую записку на имя Дьяконова, в которой сообщает, что краевой суд попустительствует опасным преступникам, почти не применяет такой меры наказания, как расстрел, демонстративно игнорирует сообщения местной печати о тяжких преступлениях, никак не реагирует на решения собраний общественности об усилении борьбы с преступностью.

Эту записку заместитель заведующего административным отделом крайкома партии Упрямов в отсутствие заведующего отделом положил на стол Дьяконову. Ты, конечно, понимаешь, — продолжал Федоров, — что эта записка одним концом бьет по тебе, а другим по мне. Поэтому приглашает Дьяконов к себе на беседу не только тебя, но и меня, а также начальников УВД и КГБ. Докладывать записку, наверное, будет Упрямов от имени отдела. Так что готовься к мордобою.

Кузнецов поблагодарил Федорова за информацию и решил в оставшиеся час-полтора подготовить хотя бы какую-то информацию. Он прихватил с собой некоторые приговоры, например в отношении убийцы своего мужа Терпимовой, в отношении водителя пожарной машины Санина и врача Рыжовой. Брать с собой еще какие-либо бумаги Кузнецов не стал, не будет же первый секретарь читать их.

Кстати, в деле водителя Санина попалась интересная бумага, которая поступила в суд уже после его освобождения из-под стражи. Из этой бумаги следовало, что в Северореченском аэропорту при взлете самолет Ил-18 сошел с дорожки и упал в болото. Водитель пожарной машины Санин, находясь на дежурстве, настолько быстро подъехал к самолету и включил шланги с пеной, что самолет и около ста пассажиров, находившихся на борту, были спасены. Министр авиации за этот поступок наградил Санина золотыми именными часами. «Хороший пример, — подумал Кузнецов, — он может во время беседы пригодиться».

Руководители административных органов края собрались в приемной Дьяконова. Ровно в 15.00 он пригласил их войти в кабинет. Сухо кивнув всем головой в знак приветствия, Дьяконов остался сидеть за большим своим столом, а приглашенным предложил сесть за длинный приставной стол.

Сухость приема и нервное покручивание то вправо, то влево полусогнутой ладонью правой руки не предвещали ничего хорошего.

Помолчав с минуту, видимо, обдумывая, с чего начать беседу, Дьяконов вдруг неожиданно обратился к Кузнецову:

— Вы можете мне сказать, сколько в прошлом году суды края приговорили людей к расстрелу и сколько приговоров приведено в исполнение?

— Могу, — ответил Кузнецов. — К расстрелу за прошлый год краевой суд приговорил 12 человек, из них приговоры вступили в силу и ходатайства осужденных отклонены всего по шести делам. По этим делам приговоры приведены в исполнение.

— А сколько человек за убийство приговорены краевым судом к условному наказанию? — снова спросил Дьяконов Кузнецова.

— Таких случаев у нас не было.

— Как это не было! — возмутился Дьяконов. — А женщину из совхоза «Заречный», которая убила своего мужа, разрезала его на куски и побросала их в речку, кто у вас судил?

— Я, — ответил Кузнецов. — Но она осуждена не к условной мере наказания, а к одному году исправтрудработ.

— Это что, по-вашему, — снова спросил Дьяконов, — не одно и то же, и что это за мера наказания за такое жестокое убийство!?