Василий Клепцов - Время и судьи без грима

И они не заставили себя ждать. В Центральном районе г. Северореченска прошло собрание актива района с повесткой дня «О мерах по усилению борьбы с хулиганством», и вскоре на прием к Кузнецову пришла с надзорной жалобой от имени мужа гражданка Ольга Ивановна Санина. На вид ей можно было дать лет шестьдесят, на самом же деле ей еще не было и пятидесяти. Глядя на нее, Кузнецов уже не первый раз думал, как коротка человеческая жизнь. У Саниной к тому же она была нелегкой. Более 20 лет, самых цветущих, она проработала на целлюлозно-бумажном комбинате, во вредном цехе и на будущий год получала право на льготную пенсию. В семье у нее трое детей школьного возраста. Муж, Александр Петрович Санин, участник Великой Отечественной войны, работал водителем пожарной автомашины в Северореченском аэропорту. Из жалобы было понятно, что он приговорен к трем годам лишения свободы за хулиганство.

— И что же Вы хотите мне сказать? — обратился Кузнецов к Саниной после того, как он ознакомился с жалобой ее мужа.

— Я хочу Вам сказать, что муж мой не хулиган, не преступник. Он хороший человек и попал в тюрьму из-за меня, из-за нашей бабьей дури.

«Это что-то новое, — подумал Кузнецов, — в жалобе Санин ничего не пишет о вине жены».

— Мы, все жены, — продолжала Санина, — против, чтобы наши мужья выпивали. Это и понятно, нам приходится кормить семью, надо и детей одевать, а денег-то не хватает. Поэтому я всегда ворчала, когда муж приводил домой какого-либо друга и устраивал с ним выпивку. Вот и на этот раз, — продолжала Санина, — встретил он в скверике у драмтеатра своего фронтового товарища, с которым вместе воевал, и вместо того, чтобы привести его к нам домой, посидеть, поговорить, выпить, решил иначе. Видимо, не хотел меня расстраивать, мол, опять будет ворчать, упрекать, ссылаться, что у детей того нет, другого нет, а он гостей домой приводит. Вот и решили они в этом скверике посидеть, купили пол-литра водки, банку консервов, выпили, наверное, немножко захмелели, ведь уже не молодые. Тут, как на грех, подходят дружинники, обращаясь к мужу и его товарищу, говорят им: «Вы почему нарушаете общественный порядок, распиваете водку в неположенных местах?» Слушать объяснение мужа и его товарища они не пожелали и повели их в штаб дружины, который был рядом. Дружинникам, наверное, надо было показать, что отгулы по работе за дежурство в народной дружине они получают не зря.

В штабе дружины работник милиции стал составлять на этих двух задержанных акт. Мой муж сначала просил работника милиции отпустить их домой по-хорошему, они, мол, не пьяные, общественный порядок не нарушали. Но сотрудник милиции стал его запугивать, вот, мол, придет от нас бумага на работу, прочешут тебя на собрании как надо, да, может, еще лишат и премии, так впредь ты уже в скверах водку пить сам не станешь и другим не посоветуешь.

Слушал все это мой муж, слушал, да кто знает, какая его муха укусила, решил из штаба дружины убежать, выпрыгнуть в окно, которое было открыто. Штаб дружины находился на первом этаже. Только в окно он перевалился, как сотрудник милиции вскочил и схватил его за ногу. Санин дергался и другой ногой задел сотрудника милиции по лицу. Правда, он даже нос ему не разбил. Тут уже сотрудник милиции решил не ограничиваться составлением акта о мелком правонарушении, а возбудил дело о злостном хулиганстве, указав, что Санин при задержании за нарушение общественного порядка оказал органам милиции и дружинникам дерзкое сопротивление и при этом нанес удар сапогом по лицу дежурному милиционеру. Меру пресечения избрали содержание под стражей.

Был суд, мужу дали три года лишения свободы. Ну, скажите, что теперь я буду делать с тремя детьми? Старшего надо срывать из школы, устраивать на работу.

— А в чем же Вы видите свою вину по отношению к мужу в данном случае? — спросил ее Кузнецов.

— Если бы муж знал, что я не буду ворчать по поводу его выпивки с другом, — посетовала Санина, — то он бы привел его домой, а не уселся бы с ним выпивать в скверике. Тогда не было бы его задержания. Вот и выходит, что виновата-то во всем я сама со своей глупостью.

Кузнецов истребовал из народного суда это дело. Оказалось, что Санина рассказала ему все так, как оно и было. Учитывая, что Санин в прошлом не судим, хорошо характеризовался по работе, Кузнецов принес протест о снижении Санину наказания до одного года лишения свободы условно. Президиум крайсуда протест этот удовлетворил.

Разбирая этот случай с народными судьями города на очередном семинаре, Кузнецов задал вопрос народному судье Петрову, председательствовавшему по данному делу.

— Василий Иванович, теперь, когда приговор по делу изменен, Вы согласны, что суд допустил ошибку при избрании Санину меры наказания?

— Владимир Владимирович, — сказал Петров, — я на Ваш вопрос отвечу вопросом. А Вы уверены, что судебная коллегия крайсуда оставила бы в силе приговор в отношении Санина, если бы он был осужден к условной мере наказания? Не знаю, как Вы, а я лично не уверен в этом и полагаю, что судебная коллегия удовлетворила бы протест прокурора на мягкость меры наказания. Вот из-за этой-то неуверенности суды и поступают так, как поступили мы. Президиум крайсуда, снижая меру наказания Санину, сослался на то, что он не судим и хорошо характеризуется по работе. Но это ведь, — продолжал Петров, — по закону обычные обстоятельства, а никакие не исключительные. За такое решение по делу суд могут критиковать и милиция, и прокуратура, ведь у них стало на один необоснованный арест больше. Но критикам до краевого суда добраться намного тяжелее, чем до народного. А если говорить честно и откровенно, — закончил Петров, — то я с Вашим решением по делу Санина согласен на все сто процентов.

А жизнь почти ежедневно преподносила примеры, подобные делу Санина. Вскоре довольно шумным оказалось дело цыганки по фамилии Осланова, осужденной народным судом к четырем годам лишения свободы за мошенничество. Ее преступление заключалось в том, что она взяла у одной женщины деньги и продукты за то, что обязалась приворожить ее мужа, ушедшего из семьи. Но он к семье не вернулся, цыганку судили, а так как она раньше была судима за аналогичное преступление и приговорена к двум годам лишения свободы условно, то к мере наказания по предыдущему приговору прибавили два года лишения свободы по новому приговору.

У осужденной цыганки было пятеро несовершеннолетних детей и муж-инвалид Великой Отечественной войны второй группы. Кому был нужен такой приговор? Потерпевшей — нет, она хотела вернуть только деньги; обществу — нет, осужденная не была общественно опасным человеком; прокурору, судье тоже нет. Они поступили формально, рассуждая так: поскольку в отношении гражданина имеется условный приговор и в период, когда не истек испытательный срок, этот человек снова совершил преступление, то наказание из условного должно быть превращено в безусловное, что и было сделано. А поступить иначе не хватило смелости.