Юрий Нестеренко - Комбинат

— Ладно, ладно, — прервал этот поток слов Николай. — Вы мне только скажите, туалет у вас тут где? Надеюсь, не на улице?

— Нет-нет, все в доме! Я вам покажу…

Санузел, помимо унитаза с расположенным чуть ли не под потолком бачком, содержал еще древнюю чугунную ванну на гнутых ножах, с душевой головкой на гибком резиновом шланге без возможности повесить на стену (впрочем, если бы такая возможность была, вода залила бы весь пол — никаких занавесок вокруг ванны не было) но с последним обстоятельством Николай решил примириться. В конце концов, это лишь на несколько дней… Порывшись в кошельке и не найдя больше мелких купюр, он протянул старухе сразу пятьсот рублей, чем, похоже, сделал ее совершенно счастливой — на плату вперед она явно не надеялась.

— Только, пожалуйста, напишите мне расписку в получении, — попросил Николай, несколько сбив ее восторг, и прежде, чем морщины старухи окончательно сложились в гримасу обиженной добродетели, добавил: — Мне это нужно для бухгалтерии.

Буркнув «конечно, сейчас», Алевтина Федоровна вышла и вскоре вернулась с половиной тетрадного листка в клеточку, на котором было написано требуемое. Пробежав глазами расписку, Николай обратил внимание на неожиданно ровный и красивый почерк старухи, с длинными затейливыми хвостиками в и у, похожими на завитки скрипичного ключа; он-то ожидал увидеть каракули, нацарапанные, словно курица лапой. Попутно он узнал фамилию хозяйки — Безрукова. Селиванов кивнул и спрятал расписку в карман; старуха вручила ему ключ от входной двери, попросив при уходе «проверять, что закрылось», и снова вышла, напомнив, что ждет его с ужином на кухне. Николай отыскал-таки в недрах сумки синие резиновые шлепанцы, вымыл руки в умывальнике, подобный которому видел лишь в детстве на иллюстрациях к «Мойдодыру», и, оставив вещи в «своей» комнате (предположение насчет скрипучести шкафа полностью оправдалось), наконец проследовал на кухню, где уже вовсю хозяйничала Светлана, нарезая толстый пучок зеленого лука на влажной разделочной доске.

Ужин не отличался особой изысканностью — вареная картошка с курицей, соленые огурцы из банки, квашеная капуста, толстые ломти ноздреватого черного хлеба — но Николай почувствовал, что и впрямь изрядно проголодался, и не привередничал. Старуха, видя его здоровый аппетит, умильно приговаривала «кушайте-кушайте» — словно он был стеснительным нищим родственником, приехавшим из какой-то голодной дыры в богатый дом. Светлана ела не то чтобы вовсе без аппетита, но этак… вежливо, аккуратно отправляя в рот маленькие кусочки, и отказалась от предложенной добавки, по поводу чего старуха не преминула заметить. «Светочка у нас сама прекрасно готовит, что ей бабкина стряпня!»

— Да ладно тебе, бабушка, не прибедняйся! — шутливо отмахнулась Светлана. — Просто надо же и фигуру беречь.

— А и то верно, — охотно подхватила Алевтина Федоровна, — такую фигурку грех не беречь! — и бросила лукавый взгляд на гостя.

Николай, обгладывая куриную ножку, усмехнулся про себя этим нехитрым уловкам. Если его и впрямь сюда заманили, то, похоже, скорее с матримониальной целью, чем с коммерческой… Впрочем, так наивна, наверное, только бабка. Светлана, пусть и провинциалка, должна лучше понимать современную жизнь, где максимум, что ей может светить от столичного гостя — это разовый перепих без обязательств и продолжений. И здесь она не живет, это совершенно точно. В доме, как успел заметить Николай, имелась еще пара свободных комнат, но старуха определенно жила тут одна, как ему и сказали. В ванной комнате — ни лишней зубной щетки, ни других деталей, указывающих на присутствие молодой женщины…

— Ну ладно, спасибо, бабушка, а мне домой пора, — Светлана, словно почуяв его мысли, поднялась из-за стола.

— Да, вот еще что, — вспомнил Николай, повернувшись к ней, — у вас в гостинице я не заметил стенда с буклетами для туристов…

— У нас не туристический город, — развела руками женщина.

— Но хоть телефонный справочник-то есть? Я привык все находить в интернете, но здесь, похоже… Может, у вас, Алевтина Федоровна?

— Есть, как не быть, — ответила старуха, — телефона вот нет, так и не провели за все годы, а теперь уж, как видно, и не будет… раньше в будку за пол квартала ходить приходилось, а теперь вот Светочка мобильный подарила, а будку разбили всю, там теперь только провод оборванный болтается… а справочник есть, старый правда, ну да у нас в городе редко что меняется…

— Только номеров комбината вы там не найдете, — вмешалась Светлана.

— М-да? Признаться, они-то мне в первую очередь и нужны. Хочу договориться об интервью с директором, или, на худой конец, кто там у них по связям с общественностью…

— Никого. Общественности про комбинат знать вообще не надо.

— Это как же, интересно? — усмехнулся Николай. — Ходить вокруг забора и делать вид, что его здесь нет? Когда на нем весь город держится?

Светлана пожала плечами с видом «а что вы от них хотели — неужели здравого смысла?»

— Но ведь работники комбината эти телефоны знают? — Селиванову уже представилось, как он идет к вокзалу с бутылкой водки и отыскивает там того же Сашку, чтобы совершить взаимовыгодный обмен. Хотя, наверное, даже не надо идти так далеко — достаточно зайти в любую местную рюмочную, и какой-нибудь комбинатский там отыщется. «Куда еще податься рабочему человеку после смены», а особенно — вместо таковой…

— Не выше положенного им уровня, — оборвала его надежды Светлана. — Ну, дозвонитесь вы в какую-нибудь котельную, или даже в бухгалтерию — что дальше? Да и там с вами разговаривать не будут, раз у вас нет допуска…

— А начальник вашей матери, о котором вы говорили? Через него можно выйти на связь с вышестоящим начальством? Я ведь не собираюсь выспрашивать и тем более публиковать никакие военные тайны. Просто поговорить о социально-бытовых аспектах… как сложное положение комбината влияет на жизнь города…

— Славест Владимирович давно на пенсии, — с сомнение произнесла Светлана, — но я попробую…

— Как вы сказали? — переспросил Николай. — Словес?

— Славест. Так уж его назвали. «Слава великому Сталину.»

— А-а, ну ясно… Нет, ну что родители идиоты — понятно, но вот чего я никогда не мог понять, так это людей, которые потом с таким именем всю жизнь живут!

— Напрасно вы людей обижаете, Николай, — поджала вдруг губы Алевтина Федоровна. — Тем более, чужих родителей. Вы тогда не жили и не знаете, на что приходилось идти, чтобы себя и своих близких спасти.

— И что — помогло? — ядовито осведомился Селиванов.

— Нет, — вздохнула старуха, — его отца в тридцать восьмом расстреляли, а через год забрали мать, как жену изменника Родины, она тоже так там и сгинула… Славест в детдоме вырос.