Андрей Бинев - Тихий солдат

Павел подумал также, как и Катя, что их совместная жизнь, похоже, пришла к концу. Он уже размышлял, как сказать об этом, как поступить, куда уйти, но одна встреча решила за него всё сама.

Шел 1965-й год.

Работа Павла на бывшем заводе Гужона была для него единственным видимым оправданием безразличия к семейным делам. В действительности, его тяготила жизнь в семье Железиных с самого начала, однако привычка держать себя в руках при любых обстоятельствах, выработанная долгими годами особой военной службы, выковывала надежный щит между ним и всем тем, что окружало его дома.

Павел сердился на себя за это. Ему бесконечно вспоминались последние годы жизни рядом с Машей, и он сделал окончательный вывод, что не способен жить обычной жизнью, что является сухим человеком, для которого главное служба, а не семейный быт, и что его побег из Москвы означал по существу его же собственную смерть. И смерть та пришла в тот самый момент, когда он убил человека, вина которого, по мнению Куприянова, была не доказана, а может быть даже и вовсе отсутствовала.

Он часто видел по ночам, почти в бреду, белый кафель, кровь на нем и разбитый висок, на котором мучительно, со стонами во сне, стремился разглядеть маленькую нежную родинку, ведшую его за собой все эти годы, начиная с марта сорок четвертого.

Павел больше ни разу не написал Куприянову, не искал его. Он по-прежнему был для него мертв – тот человек погиб в бою на мельнице, а перед смертью отдал ему свой последний приказ. Этот же – другой, калека и сумасшедший, говорил, что безымянный лейтенант с родинкой на виске ни в чем не повинен, что он выполнял свой долг так же, как потом свой уже долг исполнил Павел Тарасов, убив его в уборной при караульном помещении.

Как-то раз на долгом и нудном собрании в клубе завода «Серп и Молот» Павел, по привычке терпеливый и внешне бесстрастный, вдруг как будто был разбужен фразой, выскочившей из длинного, казавшегося бесконечным, выступления лектора, старого и скучного человека.

– Цель оправдывает средства – не наш принцип. Цель – ничто, если средства негодные, – заявил седой старец в несвежем костюме, в гигантских лупах очков.

Павел вздрогнул и обернулся к кому-то рядом с собой:

– Чего он сказал-то?

– Кто? – очнулся от дремы незнакомый рабочий средних лет с заспанными, усталыми глазами.

– Ну, этот…дед!

– А хрен его знает! Поёт чего-то себе…, сил уж нет! – раздраженно пробурчал сосед и развернулся в неудобном кресле почти спиной к Павлу.

Но Павел все же вспомнил те слова и вдруг ясно осознал, что был прав, когда убил того с родинкой на виске: у того когда-то была своя большая цель, но вот только средства для ее достижения стоили жизни двум десяткам солдат. Какой бы высокой ни была та цель, средства оказались «негодными», как сказал старик с трибуны.

Павел с трудом высидел до конца лекции. Потом была еще какая-то неинтересная, обязательная программа, а по окончании всего, уже в вестибюле клуба, он грубо схватил за рукав того старика.

– Послушайте…, товарищ… Не могу знать вашего имени-отчества… Я тут слушал вас и вдруг эти слова о цели и средствах… Ну, что нельзя оправдать никакой цели, если средства неверные или…как вы сказали? Негодные! Вот как вы сказали!

– Я? – старик явно струхнул.

Он побледнел и попытался выдернуть рукав из пальцев Павла, но тот перехватил его за подмышку и почти силой отволок в угол, за колонну.

– Вы, вы сказали! Я это слышал…и все слышали…, – Павел торопясь перейти к главному для себя, сильно нервничал.

У старика же мелко трясся подбородок, глаза возбужденно поблескивали паническим страхом.

– Да что вы! Я такого не говорил! У меня вот написано…все тютелька в тютельку… Мы – лекторы, мы…на передовой… А вы тут пропаганду какую-то разводите…

– Да какая пропаганда, товарищ лектор! Сказали вы…, все слышали. Но я не об этом! Вот объясните мне…, что значит «негодные средства», а если цель…, скажем…, победа? Над врагом! А средства – это миллионы, миллионы жизней…и наших, и не наших… Ну, просто жизней! Тогда что получается – это тоже негодные средства? Как же так?

– А ну, отпусти меня! – старик наконец вырвался из рук Павла, стал нервно оправлять пиджак и зачем-то подтягивать засаленный узел широкого цветного галстука, – Вы чего себе тут позволяете! Вы кто есть!

– Я Павел Иванович Тарасов, – хмуро уже ответил Павел, – вальцовщик я, …фронтовик…, у меня товарищи погибли, а человек, который в этом виноват, думал, что это его средство, чтобы исполнить цель… Понимаете?

– Не понимаю! Вы сумасшедший! – старик ловко отскочил и побежал в сторону сонной толпы, тянувшейся к выходу из клуба.

Павел уже в ночи брел к станции и думал о том, что старик просто нёс то, что ему написали, а сам спал на трибуне так же, как и все в зале, но только говорил при этом. Напрасно он его остановил в вестибюле, даже напугал. У того нет никакого понимания того, что он сказал. Но ведь кто-то же написал ему эти слова! Не наш, мол, принцип, когда цель оправдывает средства. И ведь правильно написал! Это как избавление для Павла – если даже Куприянов прав, то тот с родинкой все равно не наш человек, потому что он избрал «негодные средства». Неоправданна цена той его победы!

А как же все-таки победа в войне? Павел даже остановился. Там ведь столько погибло! Нет! Это другое! Без этого никак бы не получилось! Или получилось бы, но меньшей ценой? Ведь другие не так пострадали, а воевали ведь все… Вся Европа, весь мир!

Тарасов опять двинулся в сторону платформы и опять замер в недоумении. Да ведь из таких «негодных» средств, выходит, и сложилась победа? Это будто садануло его в темя железным, упрямым клювом. Как птица, как ворона!

Павел присел на какую-то перекошенную лавочку и тяжело вздохнул. Тут так просто не разобраться! С одной стороны, «Сотрудник», как они его называли, не имел права привести их прямиком к смерти, чтобы быть принятым в банду и найти того, кто стрелял в Ватутина. Не имел права – потому что за это отдали свои жизни два десятка человек. Если бы они сами того пожелали…или если бы знали …, понимали, на что идут, тогда другое дело! А если их вели, как ягнят на заклание…, или как слепых щенят на утопление…, тогда это преступление, и нет ему оправдания!

Тарасов нетерпеливо вскочил на ноги, заметался туда и обратно по узкой дорожке, почти в полной темноте. Сюда не доходило освещение от платформы, нескольких сиротливых фонариков хватало лишь на то, чтобы вырвать из ночного мрака небольшие желтые круги и раскидать их на асфальтовой поверхности платформы.

Навстречу Павлу устало шла немолодая женщина с серебристым бидоном. Он, видимо, был пуст, потому что его крышка громко позвякивала, а сам он легко раскачивался в руках у женщины как маятник. Она, завидев мечущуюся тень Павла, испуганно дернулась в сторону, ойкнула, и бочком, оглядываясь, торопливо обогнула Павла, шепчущего что-то себе под нос.