Полина Жеребцова - 45-я параллель

– Твой материал отредактировали и подготовили к печати, – надменно произнесла Бизе. – Какая честь для тебя! Но помни: нам важно согласие с редактурой!

Поскольку ударение заместитель главного редактора сделала на словах «важно» и «редактура», меня это насторожило. Я с интересом всмотрелась в экран монитора.

Материал был уже сверстан и подготовлен к печати. Текст не просто отредактировали, его полностью переписали, подставив мою фамилию. В глазах потемнело, когда я беззвучно прочла: «Боевики-чеченцы из самодельных ракетных установок обстреляли на грозненском рынке женщин и детей».

Меня затрясло от негодования.

– Что это такое?!

Находившийся тут же в кабинете старший корреспондент Лазарчук спросил:

– Что не так?

Я объяснила:

– Мне эту ложь приписывать не надо! Здесь стоит моя фамилия. Я прекрасно знаю, чьих это рук дело. Там погибло много мирных людей! Это была русская ракета!

Высокий голубоглазый Лазарчук покорно стер фразу «боевики-чеченцы» и «самодельные установки». А Шишкина затрясло от ярости.

– Как ты смеешь утверждать, что это были не боевики-чеченцы?! – взвизгнул он. – Даже если это была российская ракета! Не важно! Надо убивать всех чеченцев – детей, женщин и стариков! Все равно кого! Каждый их труп – победа России!

Шишкин тяжело дышал, его ноздри раздувались, как у быка на испанской корриде:

– Когда упала на чеченский рынок ракета «земля-воздух», я был в Моздоке. Этот город недалеко от Грозного. Я все знаю!

На это я ответила:

– Вы находились в Моздоке, а я была на рынке, куда упала эта проклятая ракета! У меня были осколки в ногах! Я перенесла четыре операции! Кто лучше знает о том, что там было: вы или я?

– Это был рынок бандитов! Там продавали оружие, патроны! – продолжал истошно орать фотокорреспондент. – Жаль, мало людей убило ракетой! А раз ты была на том рынке, ты знаешь всех чеченских боевиков и должна выдать их ФСБ. Если не захочешь – десять лет тюрьмы! Десять лет! Мы заведем на тебя уголовное дело! Ты свое получишь!

Еще мгновение, и гневные слова выплеснулись бы на Шишкина. Но старший корреспондент крепко схватил меня за талию и потащил прочь.

Зажимая ладонью мне рот, а другой рукой волоча к выходу, Лазарчук громко кричал:

– Не смей высказывать свое мнение! Россия все делает правильно! Наши военные самые лучшие! Мы гордимся властью! Путин – молодец!

У лестницы, ведущей вниз, Лазарчук меня отпустил.

– Молчи! Молчи! – зашептал он. – Шишкин никакой не фотограф, он работает на спецслужбы и здесь под прикрытием. Меняй место проживания. Он вас не оставит в покое. Спасай мать и себя! Что же ты наделала, глупая-преглупая девчонка!

Но я была так возмущена, что оттолкнула старшего корреспондента и закричала на всю редакцию:

– Если хотите увидеть боевиков-чеченцев, зайдите в любое отделение милиции города Грозного! Они забыли, что воевали за Ичкерию и присягнули новой власти! Рынок, куда попала российская ракета, был мирным! Там продавали картошку, сыр и помидоры! Подлые убийцы убили женщин и детей!

Я помчалась вниз, не разбирая ступенек, и едва не сломала шею, столкнувшись с главным редактором.

– Вы представляете, – кричала я, – в вашей редакции все врут! Здесь гнездятся спецслужбы и запугивают людей! В тюрьму, говорят, надо меня отправить! На десять лет! Потому что я «много видела» на чеченской войне!

Луковица почесал в затылке:

– Шишкин у нас больной на всю голову. И на остальные места тоже!

Выбежав из «Ставропольского этапа», я обнаружила подростков, которым от силы исполнилось тринадцать. Они сидели на каменной ограде у здания, где располагалась редакция, и пили из пластиковых стаканчиков водку. Закусывали школьники зеленым луком и редисом.

– Отправьте меня на Марс! – заорала я. – Я не выдержу больше ни дня в этом городе!

Подростки посмотрели на меня озадаченно и быстро спрятали бутылку.

Вереница сумбурных происшествий начинала утомлять. Навязчивое чувство, что я и люди, живущие здесь, – с разных планет, не покидало.

На остановке рядом с парком я вытащила блокнот и принялась писать:

Иногда мне кажется, что я и дня больше не вынесу. Ничего мне не нужно. Думаю, зря люди не обмениваются мыслями. Если встретите счастье, скажите ему, как найти меня.

Не люблю этот город. Не люблю его парки, дома и людей.

Очень душно. Нет, это не из-за солнца. Его энергию я пью с радостью. Мне тяжело, оттого что моя душа не принимает этого мира.

В другой реальности живут смерть и страх, там опасно, но люди там лучше. Здесь суета, ханжество и злоба.

Человек может наполнить себя любовью или злом. Он лишь сосуд. Пустоту надо заполнить. Но почему люди так часто выбирают зло?

Раздался звонок мамы:

– Я на Нижнем рынке. Будем искать новое жилье.

Успокоиться помогли дыхательные упражнения из йоги. Я медленно вдохнула и выдохнула, а затем все ускоряла вдохи и выдохи, отчего мыслей в голове стало меньше, а кровообращение усилилось. Этот метод был вычитан мной в детстве из книги советского специалиста по Индии Верещагина.

Сердцебиение удалось нормализовать, и я отправилась на Пятачок – где толкались и орали маклеры, предлагая арендовать квартиры, комнаты, подвалы и чердаки. Там, в толпе, мы простояли два часа. Никто не хотел брать к себе на проживание беженцев, никто не верил, что они когда-нибудь найдут работу и смогут расплатиться. Две пожилые женщины решили вызвать милиционеров, чтобы те забрали нас в участок.

– Вы в платках, – на разные голоса повторяли они, – чеченские бандитки!

Мама на их слова реагировать не стала, а я заявила:

– Да, я чеченка, вызывайте милицию.

Спасла нас Любовь Андреевна.

– Русские они! Просто из Чечни приехали, а там мода такая – платки. Кто без платка, тому секир башка. Поняли? Оттого и носят. Девчонку я у себя хочу прописать, если они деньги найдут. Кому еще что-то непонятно?

Судя по тому, что кудахтанье вокруг нас моментально стихло, Любовь Андреевна на криминальном пятачке пользовалась нешуточным авторитетом.

– Откуда у них деньги? – недоуменно спросила одна из русских женщин, предлагавших до этого сдать нас правосудию.

– Тихо чтобы было! – показала ей кулак Любовь Андреевна. – Ты знаешь, кто мой сын?

Когда она ушла, меня и маму разобрало любопытство. Мы спросили, кто сын Любови Андреевны, но присутствующие на Пятачке отворачивались, будто мы стали невидимками.

Не обнаружив альтернативных вариантов по съему жилья, я и мама нехотя возвращались под гнет Нины Павловны. У продовольственного магазина нас догнала старушка, сдающая комнату для флирта по часовой оплате. Оглядываясь по сторонам, будто кто-то мог нас подслушать, она сообщила: