Сергей Кочергин - Деревянные волки

В это время я находился «под большим впечатлением», меня уже терзало множество вопросов: почему, например, он красный, а не зеленый (это в корне меняло мое представление о драконах); какого роста его мама; где они живут? И еще — видел он меня или нет?

Дракон, между тем, «не успокаивался на достигнутом» — он вертел головой в поисках нового подвига, иногда замирал (типа — задумался), но в итоге все же совершил чисто «человеческий» поступок — дотянулся до стакана с коньяком и выпил половину. Почти не возвращаясь в позу «дракон с короткой шеей», он оттолкнулся ножками от банки (как-то не совсем естественно, птички, например, так не взлетают, скорее, так прыгают в воду водолазы), пролетев несколько метров вверх ногами, перевернулся и снова стал нарезать круги по комнате — «цып-цып-цып-цып».

Жаль, что в это время не проснулся А.С. — он наверняка снова пошел бы к зеркалу.

Налетавшись вволю, красный дракон присел на белую простыню, но под ней вдруг что-то шевельнулось и «сказало»: «дзынь-дзынь-дзынь». Дракончик был явно испуган — он дернулся и взлетел, как обыкновенная птичка, без всяких фокусов. А когда он с первого раза не попал в форточку и ударился головой о стекло, мне даже стало жалко с ним расставаться — молодой, глупый и немножко смешной.

Вот если бы он мог видеть меня, и мы нашли бы какой-нибудь способ общения — мы бы, наверное, могли стать друзьями. И я когда-нибудь, кому-нибудь при случае похвастался бы: «Вот у меня есть друг — Красный дракон — так вот о-он…».

А.С. проснулся, когда воды в банке оставалось уже меньше половины (банка даже подпрыгивала слегка). Сначала он перевернулся на спину, потом сел, потом встал, потом выключил кипятильник и засыпал в банку чай и только потом взял в руку стаканчик с коньяком и, повернувшись в мою сторону, спросил:

— Кто пил из моей кружки?

— Да иди ты…

И я снова ушел на крыльцо, и мне было совсем не интересно, что делает этот алкоголик, — тем более пить было уже нечего.

В это время деревья в саду стояли «по колено» в тумане, который медленно превращался в «тум-там». «Тум-там» — это тоже туман. Он не висит над землей, а лежит на ней, как снег, и не двигается, не уносится ветром, а как бы тает и уходит в землю. Может быть, этот туман назывался как-то по-другому, но, по-моему, это был именно «тум-там», а может быть, брат его — «там-тум». К сожалению, я очень плохо разбираюсь в туманах…

А.С. вышел из дома, когда в тумане мог еще спрятаться огромный ежик. По всей вероятности, хозяин мой с кем-то разговаривал в доме — потому что так хлопать дверью можно, только уходя от кого-то — даже замок вылетел из скобы и упал на крыльцо, клацнув при ударе железным зубом.

А.С. наклонился, поднял замок и сел на ступеньку.

— Не лает, не кусается и домой не пускает, — тупо сказал он, как будто прочитал.

Я и сам не сразу все понял, когда под яблонями в зеленоватом тумане стали появляться гусиные головы. Посчитать гусей было практически невозможно — они то исчезали, то вновь появлялись, и непонятно было, то ли это голова, которая недавно торчала из тумана, или уже совсем другая.

— О! Гуси! — сказал А.С., увидев гусиную голову. — Здравствуйте, гуси!

В ответ из тумана стали «проклевываться» гусиные головы.

Я зачем-то стал их считать — один, два, три, четыре, пять, шесть, семь…

— Гуси, гуси, га-га-га! — вдруг крикнул А.С. — Есть хотите?

И в ответ явственно прозвучало: «Да! Да! Да!».

— Не понял! — насторожился А.С.

Головы снова исчезли.

— Гуси, гуси, га-га-га, — повторил А.С. — Есть хотите?

— Да, да, да, — ответили гуси почти хором, но ни одна голова не появилась из тумана.

— Издеваетесь? — крикнул А.С. — Да идите вы все к черту! — Он слегка приподнялся и швырнул замок в то место, откуда еще недавно торчала гусиная голова.

Замок беззвучно «опустился» в туман, как будто не долетел до земли.

— И не надо нас лечить, — сказал А.С. — У нас все будет хорошо. У нас все будет даже лучше, чем хорошо. — Он смотрел на свои ладони и разговаривал сам с собой: «И жить мы будем долго и счастливо».

Меня, конечно же, немного удивляло его «мы». Кого он имел в виду? Не меня ли?

— И все наши мечты сбудутся, — продолжал А.С. — Если они еще есть. А если их нет — их нужно придумать и все исполнить. Если у тебя нет мечты — значит, ты уже умер.

Я старался не смотреть в его сторону, потому что мне очень не нравились ни его речи, ни он сам, ни все, что происходило в последние дни. Как будто это был совсем другой человек, которого вдруг куда-то понесло — не остановить и даже не понять. Интересно, что было бы, если бы так «понесло» меня? А ничего бы и не было — никто этого не заметил бы и не удивился и уж никак не повлиял бы на «процесс…».

Наверное, я стал слишком углубляться в себя, потому что даже не заметил, как появилась Татьяна, — она возникла вдруг, как будто из тумана, как будто я на мгновение закрыл глаза, когда ее еще не было, а когда открыл — она уже была. Возможно, я бы и не узнал ее, если бы это происходило в каком-либо другом месте.

— Здравствуй, Саша, — тихо сказала она.

А.С. поднял голову и так же тихо сказал: — Здрасьте.

— Это я, Татьяна, — сказала она, — неужели не узнал? Совсем старая, да?

— А где гуси? — спросил он вместо того, чтобы ответить на вопрос.

— Какие гуси? Здравствуйте, Александр Сергеевич. — Она протянула ему руку.

— Здравствуй, Таня. — Он прикоснулся к ее ладони и вдруг отдернул руку: — Татьяна? Ты?

— О Боже, как ты меня напугал. — Она присела рядом, предварительно поцеловав его в висок. — Час назад позвонила Зинка, сказала, что ты приехал. Что заболел.

— А какой сегодня день? — спросил он, недослушав про Зинку.

— Сегодня суббота.

— Уже суббота? — удивился А.С. — Значит, я пью почти неделю. Стыдно. Вы представляли когда-нибудь, что я могу пить неделю?

— Нет, — тихо ответила Татьяна.

— И я не представлял — такого не было никогда. Какой-то переходный период, что ли. Как будто долго бежал, потом остановился, задумался — и испугался: где я? Ехал на два дня. Семь дней уже здесь — и все пью. Представляете, Татьяна Викторовна?

Она молчала.

— А я, между прочим, о Вас думал минут десять назад. Смешно. — А.С. грустно хмыкнул.

— Мы снова на Вы? — спросила она.

— Не знаю. — Он пожал плечами. — Я уже не помню. Как будто все было не со мной. Когда мы виделись последний раз? Лизе было три года. Она звала меня Гяга Сан, не знаю, почему — каждый день ее вспоминал. Меня даже на Кубе Гягой звали.

— Ты был на Кубе?

— Был немножко, — ответил А.С.

— Остап умер шесть лет назад, — сказала она как будто не к месту. — Лизка закончила медучилище, сейчас операционной медсестрой работает. Замуж не хочет категорически. Я давно на пенсии. Сижу дома, вышиваю болгарским крестиком, вроде и рассказывать больше нечего.