Алексей Камышинцев - Начало осени

— Нашел Бугор работенку! — Колька и еще тюкал ломиком. — Не берет, зараза…

— Бей шибче, не бабу по заднице гладишь. — Советовал Володька. — В одно место долби, да смени конец, что ты тупым-то лупишь!

— Сам ты тупой! На, попробуй…

Володька взял лом, острым концом сильно ударил в оставшуюся на плите щербатину, потом еще… Зачернелось небольшое, с пятак, отверстие.

— Видишь, панель внутри с пустотами, — пояснил он. — Ты по удару чуй: если в плечи не сильно отдает и звук высокий — значит, пустота, а если глухо бухает — в монолит колотишь.

Они приноровились: сначала Володька ударами кувалды находил в панели нужное место, а Колька ломом пробивал отверстие. Дело пошло споро, гул стоял по всей кирпичной коробке. Закончили на втором этаже, перешли на третий.

— Слышь, Колян, что-то мы недуром взялись за эти дырки. Этак быстро управимся, другую работу найдут. Давай передохнем.

Они приладили на четыре кирпича доску от старой опалубки, сели на нее как на лавочку и время от времени стукали в бетон не вставая то ломом, то кувалдой. С понтом работают.

…После выхода из карантина Кольке не повезло: новичков недели три гоняли в железнодорожный тупик разгружать вагоны с кирпичом, углем, цементом или еще с чем. С кирпичом возни много. Каждый по отдельности он легкий, да в вагоне его — миллион! Выкидывать не велят — бьется, вот и приходится кирпичи по наклонной доске спускать и невдалеке штабелем укладывать. За одним два раза нагнешься. Спина трещит.

Уголь выгружать не в пример легче — отбей запоры у кингстонов в днище полувагона, он сам валится, только успевай отгребать. По три вагона до ужина успевали выкинуть. Грязные все становились как черти.

И с песком пришлось им помаяться. Ударили заморозки, и его мягкие, влажные кучи превратились в ледяные холмы. Приходилось ломами продалбливать в них глубокие борозды и цеплять тросом. Бульдозер стаскивал с платформы желтые блестящие глыбы, а на земле их ломами откантовывали подальше от полотна.

Или еще гоняли на котлован бетон принимать. От каторжная работа! Раскидаешь машину, а уж вторая на подходе. «Вали!» — и опять черпаешь лопатой щебень вперемешку с раствором. Все руки отмотаешь.

Не повезло им с этим ЛТП, сплошное строительство. Вон в седьмом — ребята в цехах работают, ящики тарные колотят, даже мебель собирают. Худо-бедно, а в тепле. Здесь же и в жару, и в мороз на улице.

Главное — не перерабатывать. Спина не казенная, руки тоже. «Спасиба» один черт ни от кого не дождешься. И денег много не заработаешь, а что заработаешь — не получишь. Вычтут за еду, за лечение, за х/б, и еще охрану оплатить надо. Остальное на лицевой счет положат. После двух лет добро если рублей триста останется. На воле так вкалывать — по три сотни в месяц зарабатывать можно…

— Ну, чего расселись? — Это Муленок, юркий мужичонка с замшевыми щеками и редкими усиками подковой. Отец его был татарским муллой, вот его и прозвали Муленком. — Чего расселись? Бригадир велел вниз идти, помогать раствор делать.

— А дыры колотить? Он же нас сюда поставил.

— Пес, говорит, с ними, с дырьями. После пробьем. Нужно первый этаж заливать, а машины нет, придется раствор вручную делать. Конец месяца скоро, наряды ему закрывать надо, соображаете?

Наряды, наряды… Каждый месяц в двадцатых числах начинается свистопляска вокруг этих нарядов, а нам-то что? Хорошо ли, плохо ли закроют, денег все равно не увидишь. Делать нечего, спустились вниз.

У входа в строящийся корпус стоит уемистое корыто, по стенкам обросшее засохшим цементом, в него как раз входит зиловский кузов раствора. Рядом — зевластая груша бетономешалки, сюда же подведена резиновая кишка с водой. Мужики засыпали в мешалку песок и цемент, но его не хватало, и бригадир послал четверых таскать со склада крафт-мешки. Это метров за двести, пришлось взять носилки.

— Бугор, а чего машиной раствор не возят? — поинтересовался Володька. — Этак мы долго проканителимся.

— Не будет сегодня самосвала, прораб сказал, что его на другой объект угнали. Да нам только начать, чтобы нынешний день закрыть, а завтра дадут машину.

В деревянном сарае крафт-мешки сложены высокими штабелями. И кто придумал цемент в такие кули затаривать? Тяжелый серый порошок разрывает бумагу, сапоги в нем тонут по голенища. Пыль стоит — неба не видно. Цемент сушит глотку, слепит глаза, лица и одежда быстро сереют. Первой ходкой притащили на носилках по одному мешку. Оно ничего, легко даже, но Бугор сказал — таскать по два. Положили по два, руки из плеч сразу потянуло к земле.

Заурчал мотор, в корыте заплескала вода. Седой, как самый малосильный, подсыпал в жерло бетономешалки то лопату песка, то цемента, подливал воды, если получалось слишком густо. Бригадир возился у мотора — не дай бог встанет! Скоро первая бадья раствора была готова, ее, опять же носилками, затаскали в цех, залили добрый пласт в углу. Он жирно отливал серым.

— Время к обеду. — Бригадир глянул на часы, единственные в бригаде, потом зачем-то на небо. — Следующую бадейку замесим после, сейчас — ни туда ни сюда. Балдей, ребята… — Он зарядил самодельный, набранный из самодельных кусочков плексигласа, мундштук памириной, сладко пососал. — После обеда если пару бадей замастырим — совсем ништяк будет.

— Замастыришь, — пробормотал Володька. — Ноги гудут… Каторга.

— А ты был на каторге? — покосился на него Бугор. — Не болтай чего не знаешь.

Всему профилакторию известно, что бригадир их не простой алкаш. У него три судимости за спиной, а может, и четыре. На такое место — бригадой алкоголиков командовать — нужен битый волк, чтобы дело свое напрожог знал. При нем по струнке ходить будешь. Ихний Бугор — отец, он и наряды закрыть сумеет, и люди у него сыты, одеты-обуты, и бригаду не дергают туда-сюда. Это распоследнее дело, когда на общих работах тобой каждую дырку затыкают. Сегодня траншеи рыть, завтра пни корчевать или вагоны выгружать. Их не кантовали, бригадир с начальством ладить умел.

— Александр Степанович, — встрял в разговор Юрик, — как же ты сюда из лагеря угодил? Там, что ли, запьянствовал?

— Ну да, загудел я там! — решил поддержать хохму бригадир.

Вообще-то здесь не принято спрашивать — как да почему? Об чем надо — человек и сам расскажет.

— Запил я там, вот меня сюда и законопатили! — смеется Бугор. — А разве здесь плохо?

— Чего хорошего…

— Эх, мужики, — протянул кто-то. — Хорошо там, где нас нет. На воле…

Бригадники притихли, глотали запашистый дымок.

Судьба не баловала Сашку Гончарова. Кое-как проболтавшись в школе неполные семь лет, он связался с веселой компанией. Пьянки чередовались с драками, приводами в милицию. Попался на мелком воровстве, с приятелем «прокатился на марке». Марка — по блатному означает трамвай; прокатился на марке — залезть в карман зазевавшемуся пассажиру. Со стороны глядя — дело не сложное. Опытный карманник вытягивает у клиента шмель или лопатошник и передает его своему подручному, так что, если щипача и приметят, с поличным не возьмут. Дело помощника — сбросить переданный ему кошелек или бумажник, предварительно вынув оттуда деньги. Один работает, другой рискует, а навар пополам.