Вадим Месяц - Искушение архангела Гройса

– Да нет… Не только… – неохотно протянул Каган. – Литовские солдаты, эстонские солдаты, белорусские полицаи. Арийцы, одним словом. Из одних славян было сформировано три дивизии и корпус СС.

– Вы обрели свою государственность, а Пруссия ее не обретет никогда, – сказал Андрей как отрезал. – И знаете почему? Потому что мы воевали, а вы торговали…

Почувствовав, что разговор заходит в тупик, он громыхнул ящиком стола, стремительным движением вынул черно-белую фотокарточку с каким-то мужчиной в военной форме и, не выпуская ее из пальцев, показал Кагану.

– Вы знаете этого человека? – спросил он грозно.

Шломо Моисеевич присмотрелся.

– Кто же его не знает? – пожал он плечами. – Это Оскар Поль Дирлевангер. Эсэсовец. Каратель. Не знаю, в каком он был звании, но он командовал зондеркомандой, составленной из осужденных преступников. Не люди – звери. Где вы взяли этот снимок?

Андрей поставил фотку перед собой и лекторским голосом произнес:

– Немецкий офицер войск СС, оберфюрер. Возглавлял специальную команду СС «Дирлевангер», впоследствии преобразованную в 36-ю гренадерскую дивизию СС. Под его командой находились главным образом заключенные концлагерей, променявшие жизнь за колючей проволокой на военную службу. Это фашистский Рокоссовский, я бы сказал…

– Я слышал, Лукашенко выказывал симпатии к нацистам, – процедил Шломо сквозь зубы.

– Вам не стыдно? – оборвал его Андрей. – Слушаете вражьи голоса. В Беларуси симпатии к фашистам невозможны. Однако десять дней назад этот человек вошел в торговый центр «Пони» в форме оберфюрера СС, пытался расплатиться какой-то архивной немецкой валютой. Когда ему было отказано, достал парабеллум, присвоил себе неплохой костюм китайского производства, несколько белых рубашек, пару галстуков, а также туфли и чемодан. Его форма была найдена завернутой в газету, в мусорном баке у здания «Белгосстраха». Ее аутентичность выявляется специалистом-историком, специально привлеченным нами… – Андрей помолчал. – И тут вы со своими раскопками на кладбище. Вы понимаете, что мы постепенно перемещаемся в фильм ужасов?

Каган смотрел на Арсеньева с удивлением: то, что он сейчас услышал, казалось ему глупостью. Дирлевангер был убит в тюрьме поляками в конце войны. С тех пор прошло почти семьдесят лет.

– Вас разыграли, – сказал он, поднимаясь со стула. – Вас стопроцентно разыграли. Молодежь горазда на выдумки. В Минске они хлопают в ладоши, в Новогрудке переодеваются в немецкую форму. Когда сделано фото?

– 15 июля 2012 года в 9:35 утра. Он попал в камеру наблюдения. Думаете, у нас тут каменный век? Новогрудок идет в ногу с цивилизацией… – Андрей тоже поднялся со своего места. – Я не знаю, Шломо Моисеевич, что все это значит, но будь я Шломо Каганом, я стал бы чуть осторожнее.

– Что вы имеете в виду? – вскипел старик. – Фашизм побежден окончательно и бесповоротно!

– У индоевропейцев свои причуды, – загадочно пробормотал Арсеньев. – У солдат случается, к примеру, летаргический сон. Возможны и другие варианты. Вы слышали об опытах доктора Менгеле с двойниками? Клонирование – реальная вещь. Ваши соратники даже хотели воспроизвести Гитлера, чтобы предать его Гаагскому трибуналу. Вы служили в отряде Тувия Бельского, не так ли?

– Я был молод… Но помогал… старался… Да… Я партизан!

– Осторожнее, господин партизан! Оскар Поль Дирлевангер в своем уме и в очень хорошей спортивной форме, – закончил свою мысль Арсеньев. – Он производит впечатление убежденного человека, уверенного в себе и в том, что Господь воскресил его не случайно. Люди миссии – самые опасные. Он считает себя князем Миндовгом, создавшим литовское государство Беларусь. Хотя на самом деле князь Миндовг – это я!

– До свидания, – сказал Каган и вызывающе громко хлопнул дверью.

ДВА КОСТРА

В начале июля ночью мы шли колонной в Будслав. Мне понравилась одна девушка, россиянка, которую звали Кристина. Она пошла к нашей иконе вместе с родителями. Ее родители ходили к иконе Божьей Матери в Буду уже несколько раз. Икона исцеляла от слепоты. У девушки было хорошо со зрением, но она пошла поклониться иконе из чувства благодарности. Каждый год 2 июля в костел Успения Божьей Матери приходят тысячи паломников. Она помогает людям уже четыреста лет. Ее подарил нам папа римский.

– Икону прятали от москалей в Польше, – вспомнила она, – и литовцы нам помогали… Все помогали…

– Давайте думать про Божью Матерь, Кристина. Я совсем недавно пришел к Богу.

– Да? – вздрогнула она. – Знаете, у меня друг искупался в крещенской проруби и от простуды получил воспаление лицевого нерва. Теперь не показывается на людях, отрекся от Господа. Прав ли он?

– Господь посылает испытания…

– А что бы вы сделали, если бы Господь послал вам выбор? Вы бы выбрали себя или склонились на сторону Господа?

Мы вышли на поле у поворота на Княгинин. Община пошла по шоссе. Я подарил Кристине желтое соцветие пижмы, сообщив, что это лекарственное растение. Становилось холодно и туманно. До храма оставалось километров тридцать. По краям поля горело два костра. Одинаковые и яркие. Мы с Кристей пошли к тому, который казался нам ближе. Народ тоже пошел на огонь, кто-то двинулся за нами, кто-то пошел к другому костру.

– Мой костер в тумане светит. А какой из них – мой?

Мы пошли к тому, который посчитали своим. Шли долго, и я расспрашивал ее о родне. Вспомнил, что качал свою племянницу на качелях в Слониме и заглядывал ей под юбку. Что стыжусь этого до сих пор. Кристина смеялась, говорила, что все это не так уж важно. Это не грех, говорила мне она. Важно, что ты покаялся. Наконец мы подошли к костру, стоявшему на конце поля.

Я подошел к огню, чтобы согреть руки. Обернулся – Кристины рядом не было. Она стояла поодаль и дрожала от холода как осиновый лист. Когда она подходила к моему костру, ей становилось еще холоднее. Костер давал тепло одним людям, но обдавал смертным холодом других. Отвергнутые поворачивались и брели прочь, топча посевы, расплескивая святую воду из фляжек. Они должны были идти к другому костру, и Кристина оказалась среди них. Она бросилась на другой конец поля бегом. Я последовал за ней, решив, что всего лишь игра, начало отношений.

– Кристя, остановись! – кричал я ей вслед.

Навстречу мне бежали другие паломники. Мир разделился на тех, кому тепло у нашего костра, и тех, кому холодно. Это было физическим ощущением, не связанным с вероисповеданием. Кто-то посмел разлучить нас, запалив на разных краях поля огни разной природы.

– Ну как я тебе? – спросила Кристина, обернувшись на бегу.