Владимир Данилушкин - Дача ложных показаний

Если считать год за полтора, как это было при социализме, то можно будет побить все существующие рекорды Гиннеса. Ты прожил на Севере 30 лет, а считать надо 45, да и по изношенности организма так и есть. (В Японии 32 000 столетних жителей. И это при наличии такой гигиенической процедуры, как харакири. А в России вроде бы 17 тысяч столетних, и это коррелируется с числом миллионеров).

Стоит обнародовать цифры наблюдений, к нам хлынут туристы, конечно же, богатенькие, бедным не по карману наши авиабилеты. Хорошенько трясти с них деньги за услуги и на чай, а он у нас какой — есть иван-чай и чифир, можно будет и на приисках особо-то не упираться. Останется лишь не пропускать нежелательных элементов, сделав соответствующее наставление доблестной таможне, а то и сделать въезд платным, скажем, за сто тысяч баксов, вкладываемых в инфраструктуру Севера. Это намного дешевле, чем въезд в Великобританию.

Можно поставлять наш холод на экспорт, по хорошо заизолированной трубе. А то люди в южных странах годами изнывают от жары, не знают, куда себя деть. Потные женщины и теплая водка — кошмар. Тратят энергию на производство холода, а это, кстати, дороже, чем нагревать квартиру. А если по сходной цене закачивать наш холод в места образования Эльниньо, можно избавить население Европы от разрушительных смерчей и наводнений. Насос можно использовать от моего холодильника «Юрюзань». Сам он сломался, а движок цел, и это вызывает во мне чувство гордости за нашу промышленность. Так уж и быть, уступлю за полцены. Да что там, даром отдам, как гуманитарную помощь. Одного насоса маловато, но я же не один такой умный.

Вообще-то мы стоим на пороге энергетического бума: на разнице температур вот-вот заработает на очистных сооружениях Магадана тепловой насос. Идея эта витает в воздухе, на ее крыльях пробился в заместители губернатора один прогрессивный хозяйственник. Первоначально эксперимент заложили в поселке Клепка. Я выспрашивал главу района, свершилось ли задуманное. Монтажникам все время не хватало какой-то одной клепки, потом настала пора баталий по поводу бурых углей, залегаемых поблизости от города. В Ольском районе их миллиарды тонн, но, в конце концов, стали и там добывать золото — как-то привычней. Нерестовые реки целей будут.

Новенькая, с иголочки классическая ель с широкими лапами, белоствольная береза, огромная черемуха, ольха с осиной, растущие наперегонки, сосны, вызывающие приятие, обаятельные существа с нежной душой и ароматом юной свежести. Лес настроен ко мне благожелательно, волнуется под ветром, и деревья наперегонки шепчут важные, особые слова, которые я смутно понимаю, но никак не могу отыскать во внутреннем словаре. Сосны вызывают во мне умиление и густую смоляную слезу — жгучую, янтарную, соленую и сладкую одновременно. К моим глазам тянутся ромашки и тимофеевки, васильки, колокольчики, осот, слегка дрожащий под тяжестью медосборщицы. Крапива, иван-чай и мать-и-мачеха, Иван да Марья. Я должен догадаться сам, что где. Клевер и земляника как бы говорят на языке ароматов: вспомни нас, вспомни детство свое, босиком пройдись по прожитым годам.

Лес пьянит меня, как легкое вино, впервые выпитое на Кавказе, когда с моим маленьким сыном, как раз научившимся говорить, впервые оторвался от земли, перепрыгивал ущелья. Да и в этом городке приозерном достаточно зелено для полноценного дыхания. Есть липовая аллея, возраст деревьев — более 200 лет. Там и памятник Маугли в окружении голубых елей. Он очень похож на моего сына, а Багира на нашего кота. Сладкий у меня кот, как мед, черный, как деготь, как ложка Дегтя в бочке меда.

Во дворе одного из домов неожиданно нахожу черного котенка, сердце екает, пытаюсь погладить животное и угостить копченой воблой. И он благодарно тянется понюхать мое пивное дыхание.

Из карманного приемника льется классика. Мнится молитва органиста: «Бах ты мой». Потом я убедился, что под музыку Баха и шелест дождя в дачном домике Стаса бывает самый целебный сон. Печурка в домике невидимо тлеет, источая тепло. Внутри потрескивают пиломатериалы, будто крысы едят макароны. У меня природа ассоциируется только с отдыхом, а не с работой. Наползает холодок, туча вертится, как веретено. Нити серые дождя ноги мне опутали. Они похожи на косы, за которые хочется дернуть, как соседку по парте Инну в пятом классе. Эх, лето! И все-таки теплей здесь, чем в Магадане. Ты чей? — Бичей.

На западе, — передают по радио, — запрещено употребление ряда лекарственных трав из-за канцерогенного эффекта. В том списке кошатник, окопник, сабельник. Мать его, РОСТО-папа! Все отравили, сами попортили здоровье, теперь нас травят ядовитыми травами и гнилой идеологией.

Брожу праздным отпускником по городку, и это не надоедает. Солнце поднимается к 11 часам, а я уже выпил пива № 4, и пивное возбуждение дает ощущение незначительности проблемам, которые еще только предстанут передо мной.

Городок в основном состоит из пятиэтажек, но сохранился и частный сектор, сплошные Поленовские дворики с картины классика, дома с яблоньками, поленницы, бабочки — они путано, как мысль засыпающего, летят над огородом и газоном. В дырку забора выглядывает астра, хочется добавить «венгра». Хорошее слово «полено», не путать с чуркой.

Возле улицы Суворова расположены Гагарина, Гоголя. С Суворова, будто перешагивая столетия, сворачиваю на Урицкого. На углу новый дом — в стиле новых русских. Не такой уж наивняк, коль имел он особняк. Солнце наполняет все мое существо жилым теплом. Здесь тоже, как в Магадане, в солнечный яркий день в тени дома отдает погребом. Усталость от охлаждения внутренних органов. Кстати, не переименовать ли в Магадане 3-й Транспортный переулок в улицу Тройничного нерва? Недавно слышал, появилось ООО «Троянский копь». Лечение тройничного нерва тройным одеколоном в лошадиных троянских дозах. Интересно, есть ли ветеринары гомеопаты?

Водокачка, судьбы заначка. На улице меня преследует сладкий вшах жасмина, будто мыло. Снова я в центре. Памятник Суворову, два храма, памятник Ленину. Кто более для матери-истории ценен? С лысины вождя спускается белый след голубя, похожий на чубчик запорожца. Улица Ленина в зелени, в ее конце сосны: там начало веса. Собственно симбиоз улиц Ленина и Калинина. В конце деревообделочный завод, подаренный, по легенде, Маннергеймом своей дочери. Есть еще дача этого русско-финского генерала, это ближе к другой даче, Стаса. Там улица Цветкова, мы еще шутили, что в честь нашего губернатора. Мы со Стасом не съели вместе пуд соли, а вот сала немало потребили. И взаимопонимание есть. Сплошной хохолостерин. Кому — суставы, забитые солями, кому колбаска салями.