Владимир Данилушкин - Дача ложных показаний

Железная дорога — детство нашего современника. Там время летит незаметно, как стеле.

Вот так, помню, циркулировал тортик и шмат сала между двумя городами за полторы тысячи километров, между моей будущей женой и ее матерью.

Собственно говоря, каждый из нас достаточно экстравагантен в мелочах, но ведь те или иные поступки совершаются не для письменной фиксации и не предназначены для посторонних глаз, они проистекают сами собой, в непрерывном процессе жизни, которому нужно отдаться без остатка и условий.

Я тоже люблю ездить в поездах пригородного сообщения, но раньше любил больше. Из большого города в городок детства. Иной раз в Магадане без железной дороги — как без рук. Я по шпалам обожаю ходить и дышать креозотом.

Михалыч занят отгадыванием кроссворда, которых в настоящее время расплодилось более чем достаточно. У меня от них ломит в теменной части головы. Я понимаю тех домохозяек, кто норовит стукнуть сковородкой по сканворду. Черепок у меня сжимается обручем, да и жалко впустую проведенного времени. Тем, кто участвует в игре «Что? Где? Когда?» надо выдавать спецмолоко, а меня, если даже выкупать в молоке, бесполезно испытывать в качестве разгадчика.

Хорошо бы услышать какой-нибудь вагонный задушевный разговор: от него становится тепло на душе, будто вернулся из чужой страны и узнаешь родную речь. Я теперь почти не слышу праздных разговоров, вот и млею, если затевается что-то такое.

Пожилой пассажир рассказывает: в Египте горбатился, чтобы на машину заработать. Летчик. Нога раненая. Купил, а не разрешают водить. Можно было бы дочери доверенность оформить, да опасается «черных»: не дай Бог, отнимут и покалечат.

Собеседник, не моргнув глазом, поддерживает тему: мол, один ехал на бронетранспортере, свояк, «черный» хотел обогнать, да врезался. Двое наповал, двое в реанимации. Водитель БТР на суде будто бы говорил: я-то на зеленый ехал, а они на красный. Зеленое знамя ислама, что ли? Больно много их развелось. Покупают права, не умея водить. А если нарушили, откупаются. Все ворье уходит от преследования за взятки. Сталин бы не дал столько воровать. Он бы нашел, куда деваются деньги, предназначенные на зарплату. И почему кровно заработанные всем народом миллиарды оседают в швейцарских банках…

А какая у нас военная авиация! Мы против их приборов, засекающих электронику, применили переключение двигателей и ручное управление. Если всерьез прижмет, нас голой рукой не возьмешь.

Я такие разговоры люблю больше, чем книги, театр, телевизор вместе взятые. Бросил утомительные просмотры фильмов, поняв, что они бездарны, стал вникать в реальную жизнь, чтобы скоро убедиться, что она примерно такого же низкого качества, б/у, и ее не переключишь кнопочкой пульта. Я бы телевизионные компании преследовал в уголовном порядке за растление стариков.

Чтобы перебить это неприятное ощущение, эту моральную изжогу, можно повспоминать что-нибудь приятное. Ну, к примеру, как сам добирался из Магадана до этого блаженного теплого места. Достаточно, между прочим, весело. Несколько лет назад мы обсуждали с другом Альбертом такой проект: юмористические путешествия. Он-то всерьез сплавлялся по рекам на Чукотке. Его уже нет с нами. А замысел остался. Только поездок подходящих нет, мы все стали невыездные. Не из страны, а с Колымы.

Я уж пробовал описывать путешествия внутри города. Они тоже достаточно веселые. Пародия, собственно говоря. Особенно если ходишь по Магадану, запруженному народом. На ум приходят демонстрации, но их нет. Осталось толкаться на базарчиках, я люблю ходить к «Лучу». Там подпитываться биотоками, эмоциями, не стесненными внутренним цензором, а если есть деньги, ты их тратишь, входишь в азарт, ищешь козье молоко для младшего поколения, будто играешь в казино.

Дом на углу улиц Парковой и Горького, честно состарившийся с коэффициентом 1,5. Мы с женой чуть не сменяли в него квартиру. Два уровня местности. Две арки. Дорога подходит с изгибом до уровня второго этажа, как во дворе, так и снаружи. Крохотные балкончики, ощущение ручной, кустарной работы, в те времена еще не ныло панельного домостроения. Расстояния между окнами и размеры окон на глаз кажутся разными. Ручная неточность — это очень милое, игрушечное умиление.

Здесь, на втором этаже, мы провели вечер в квартире полузнакомых людей. Дочка, молодая мать, почуяла, что мне это будет интересно, сказала, что помнит дядю Стаса, он был у них в детском санатории воспитателем. Его помнят повзрослевшие дети, ребячья любовь вырастает в большое светлое чувство. Но как она узнала, что я имею отношение к Стасу? Мне не хочется это узнавать, поскольку некая нежная тайна приподнимает тебя в твоих же глазах. На тебя надает маленький лучик от его сияния.

Есть в Магадане зоны, которые я сам себе не рекомендую посещать. Память жестко отбрасывает в середину 70-х годов и последующее десятилетие, прямо в комплексы неполноценности, где бывал морально бит и оплеван. Вот, к примеру, стены библиотечного зала — свидетели давнего скрытого унижения перед мощными умами, членами клуба интеллектуалов.

Они вымерли, но остались свидетели, старые знакомые, которые помнят тебя молодым, глупым и нелепым, с лоснящейся физиономией и плотоядными усами. Загадочно улыбаются и кейфуют, думкой богатеют, нет ничего приятней знать о чужой глупости, беспомощности, неудаче. Даже смерть знакомца порой вызывает злорадство и ликование, уж в этом мы неистребимы.

Кроме того, теперь встречи в библиотеке не обходятся без спиртного, являясь вечерами памяти ушедших в иной мир народных любимцев; начинаешь воспринимать храм знаний как питейное заведение. Они ушли, освободилось место, но тебе его не занять.

Из массовых развлечений в Магадане бывают еще акции протест членов профсоюза работников бюджетной сферы. Толкаешься среди знакомых и друзей, пока не начинает бить озноб от избытка чувств. Возможно, это заводят тебя ораторы, а их — телевизионные операторы, которые отслеживают мир глазками своих телекамер.

Объектив завораживает снимаемого человека, как глаз змеи кролика. Ты чувствуешь движение крови в ушах, они увеличиваются, как разрастается до размеров футбольного мяча полость рта, когда к десну произведена инъекция новокаина перед удалением зуба.

Недавно узнал о новейших разработках медиков: оказывается, лишаясь зуба, теряешь часть памяти, а у меня ничего не осталось во рту…

Рекламное агентство «Гнида» занимается исключительно средствами от перхоти. Шампунь достает до самого сердца перхоти. А если уж совсем прижмет неумолимая судьба, приходите в ателье «Кутюрье», во дворе магазина «Солнышко», где Анжела Сидорчук сошьет все, что пожелаете. Работает и одновременно, без отрыва от вечности, в юридическом учится. Быть бы ей судьей, никто бы не ушел без смертного приговора. Одно вот непонятно, в городе столько стало дипломированных юристов, по идее давно должны были бы всех бандитов и жуликов раскрыть. И учатся юристы пять-шесть лет: контрольные, экзамены. Следствие по делу и не по делу. Преступность пополняется кем? Самоучки, криминальные самородки, зачетов и контрольных работ не сдают, разворачивают свою преступную деятельность без лицензирования, легко уходят от погони. Поганцы. Круговая порука, что ли, переходящая в круговую оборону, до круглого идиотизма? Сращивание? Уркистан, страна урука. Мы всю жизнь проводим в перманентном следственном эксперименте.