Сергей Поляков - Золотинка

— Что еще водится?

— Много лисиц, зайцев, есть лоси, росомахи, белки, горностаи. Количество зверей растет.

— Почему?

— Поселки бросают один за другим, на место уходящего человека приходят и размножаются звери.

— Медведей встречали?

— В каждой долине живет по медведю. Мы ночами большой костер разводим, дежурим по очереди. Медведи опасаются человеческого запаха, и к нам они не совались.

Разговор прерывает маленькая хозяйка:

— Чай поспел, и ландориков хватает, давайте перекусим.

Я от угощения отказываюсь, не желая объедать проголодавшуюся компанию. Золотинка дует губы. Она хотела, чтобы я оценил ее кулинарные таланты.

Голодные ребята шустро уплетают аппетитные лепешки, макая их в растительное масло, хрустят карамельками, пьют чай. Заботливая Майка подсовывает свою долю брату. У ней не по возрасту развит инстинкт внимания к мужчине-добытчику, кормильцу. Лешка, увлекшись, съедает все подчистую.

После ужина пацаны перебрасываются шутками, подначками. Я помогаю малышке-поварихе мыть посуду.

— Страшно тебе в тайге по ночам?

— Нет, я с Лешей. Он ничего не боится, у него ружье. Ты про ружье никому не говори.

Строгие сапфировые глаза ощупывают мою насмешливую физиономию. Золотинка напоминает мне о бдительности, надо же!

Вечереет. Солнце скрылось за горбатыми сопками, в темно-синем небе вереницей тянутся к горизонту багряные облака. На тайгу плавно опускаются сиреневые сумерки. Ходу до стана около часа. Смех смехом, но встреча с голодным косолапым другом нежелательна. Медведь — зверь осторожный, но что придет в его башку в период бескормицы, вопрос.

Прощаюсь с ребятами, обещаю навестить назавтра, принести хлеба, муки. Хохмач Пашка окидывает меня понимающим взглядом и напутствует:

— Не бзди в тумане, подавай гудки!

Врезать бы хлюсту разок, чтобы уши отклеились. Пересиливаю себя. Из мозгляка я дух вышибу, зато и с ребятами поссорюсь. По большому счету Пашка верно подметил мой мандраж, и я его прощаю.

Мы возвращаемся из поселка на стан в потемках. Отец вцепился в баранку и внимательно глядит на заросшую лесную дорогу, изъеденную рытвинами и колдобинами.

Внезапно в свете фар на обочине возникает силуэт медведя. Зверь стоит на задних лапах, как регулировщик, и зыркает на приближающийся УАЗ. Дорогу плотно обступили лиственницы, развернуться невозможно. Предок принимает единственно приемлемое решение. Он включает противотуманки, втыкает четвертую передачу, жмет на сигнал и мчится на хозяина тайги.

При виде четырехглазого, дико воющего, несущегося во весь опор чудовища нервы медведя не выдерживают. Лесной владыка издает яростный рык, опускается на передние лапы и удирает.

Промчавшись с километр, отец переключается на вторую скорость. Закурив, он поучает сам себя:

— Предупреждали: вози с собой ствол. Не послушался, глупец! Мишка, видимо, молодой, дурковатый…

Я навещаю «хищников», подбрасываю продукты, курево. О результатах промывки не спрашиваю — не принято. Ребята в бригаде разные и сплачивает их лишь желание заработать. Насупленный, молчаливый Лешка; тихоня, добряк Толик; солнечная, доверчивая малышка Майка; себе на уме, ерник Пашка.

Тихим, ласковым вечером мы сидим у костра, и ребята, как все дети на свете, мечтают, загадывают, строят планы. Самый прозаичный из ребят Лешка, его желания конкретны и реальны.

— Из армии демобилизуюсь и двину на курсы бульдозеристов, — хмуро цедит он. — Потом дай Бог попасть в фартовую, удачливую артель к справедливому хозяину, чтобы хорошо платили и меньше обманывали. Наша участь известна и предопределена: впрягся в упряжку и тяни, пока силы хватает.

Удивляет кроткий, мягкосердечный Толик. Зачарованно глядя в огонь, он спрашивает:

— Костя, где учат на лесников?

— Кажется, в Уссурийске есть техникум лесного хозяйства.

— В Магадане нет ничего подходящего?

— Скорее всего, нет.

— Огромные деньги на проезд, кто мне даст!

Отец Толика неизвестно где, мать лишена родительских прав и ведет беспорядочный образ жизни.

— Я очень люблю лес и животных, — простодушно улыбается подросток. — Каждого паучка, каждую травинку, былинку примечаю. Они ведь живые, правда?

— Есть гипотеза, что травы, кустарник, деревья чувствуют боль, ласку, страх, радость, — неуверенно отвечаю я. — Где-то читал об этом, надо у папы уточнить.

— Лесники — первейшие браконьеры! — подковыривает Пашка. — Вот бы оттянулся, душеньку отвел.

— Не перевертывай! Я не стану убивать зверей, я их буду защищать от таких, как ты, браконьеров.

— У воды жить и не замочиться! — змеиная ухмылка перекашивает физиономию главаря.

Кандидат в лесники протестующе взмахивает руками.

У Золотинки мечты волшебные и добрые.

— Намоем килограмм золота, или большой самородок попадется, — радостно сияя, в надежде на фарт, говорит она. — Поделим по-справедливости, продадим ингушам, купим нарядную одежду, конфеты, мороженое. Мама из тюрьмы вернется! Все будут счастливые…

Щека у Лешки дергается, и он опускает голову.

Я с сочувствием гляжу на ребят. Все предопределено в их не по-детски трудной судьбе. Они принимают происходящее покорно и смиренно. Никто не делает попытки даже в мечтах вырваться из уготованной жизненной колеи. Горько и страшно!

Прост и незамысловат на первый взгляд Пашка.

— Шофером пойду на бензовоз или в менты подамся. Если башка варит, всегда будешь с капустой.

Не верю я в его шоферство, да и в милиционеры он не годится. Хилый, неприглядный, он не по годам развит, хитер, языкат, нагл. Не лежит к нему душа. По-моему, Пашка прикидывается работягой. Мечты и задумки свои он держит в секрете, не желая выделяться. За любым его словом подтекст, недомолвка. Он постоянно врет, и так увлеченно, что верит себе.

Пойманный на несоответствии, противоречиях, он, как угорь, изворачивается и оставляет собеседника в дураках.

«Деньги — навоз, сегодня нет, а завтра воз!» — демонстративно заявляет он и спорит с Лешкой из-за миллиграмма золота.

— Костя! — жалуется он. — Батя в артели, мама умерла, я сам по себе!

— Тетя Лида умерла! — всплескивает руками Майка.

— Когда? — недоумевает обстоятельный Лешка. — Три недели назад ты с ней в поселок приехал.

— Мне письмо передали.

— Почему ты на похороны не поехал?

— Как с голыми руками домой заявиться? — неуязвим Пашка. Его любимое выражение: «Артель — дело добровольное». И здесь лукавит вожак. Без ребят он беспомощен. Руководствуясь политикой «кнута и пряника», он паучьей сетью опутал компанию, присвоил себе статус геолога и горняка. Даже самостоятельный Лешка старается лишний раз не спорить с главарем.

— На что заработанное потратишь? — настойчиво выпытываю я у Лешки. Он мрачнеет, взгляд становится неприязненным.