Сергей Поляков - Золотинка

— Вид у тебя, краше в гроб кладут!

— Не пялься на меня! — злится сварщик. — Я и не сопротивлялся!

— ???!!!

На разворошенной кровати замечаю набитый рюкзак и сумка.

— Уезжаешь, Глеб?

— Увозят! Вечером идет вездеход на участок Ветреный.

— Что случилось? Выкладывай! Ветреный — неимоверная глушь!

Парень сопит, мнется и, собравшись с духом, рассказывает.

Три дня назад он после работы пошел искупаться километра за два в котловане. Стремясь сократить обратную дорогу, он срезал поворот и прошел по краю вскрываемого полигона. В смерзшемся коме песка и суглинка Глеб, к несчастью, заметил и поднял самородок!

— И ты спрятал! — прерываю я пана спортсмена.

— Они миллионеры, у них не убудет! — брызжет слюной сварщик. — За разбитую тачку они внесли три тысячи баксов, и сколько мне горбатиться на них? Я мог к осени рассчитаться с хозяевами, иначе они по-доброму не отпустят и заставят работать еще один сезон. У меня был шанс слинять из этого концлагеря!

Я молчу и пережидаю вспышку ярости у Глеба. Он успокаивается и продолжает:

— Я с золотом дела не имел и показал самородок мужикам. Кто-то меня вложил!

«Идиот!» — хочется завопить мне, и я сдерживаю выкрик.

— Вчера я отпросился к зубнику. В райцентре меня задержали…

— Тебя отпустили из милиции?

— Милицией там не пахло. Действовала наша охрана.

Сварщик вздыхает и прячет глаза.

Все становится на свои места, о подобных случаях рассказывали старатели. Хозяева ничего не выиграют, если суд впаяет Глебу несколько лет отсидки. На парня составили акты, собрали компромат и пахать ему на артель, как медному котелку. На три-четыре сезона сварщик становится рабом, только без клейма и железного ошейника. Сбежать никуда невозможно, а заставить пахать хозяева умеют.

С сочувствием смотрю на незадачливого старателя. Он достает из кармана два письма и вручает мне.

— Одно родителям, другое девушке, отдай лично в руки! Зимой в город не вернусь, оставят работать в шахте. Слава Богу, если весной отпустят на побывку! — он тоскливо глядит мне в глаза и просит: — Костя! Не говори ребятам в секции, что я так нелепо лажанулся! Может, выкручусь, всплыву!

— Удачи, Глеб!

У крыльца, на лавочке сиротливо поникшие сидят Майка и Толик.

— «Отстарались»? — приветствую я ребят и зову в комнату. Толик с жадностью поглощает холодную тушенку из вспоротой банки, Золотинка с тоской смотрит в окно.

— Где Лешка с Пашкой? — допытываюсь я, ребята молчат.

«К скупщикам поехали», — догадываюсь я.

Толик прикончил консервы и шарит настойчивым взглядом по столу: что бы еще умять? Подаю пластиковую упаковку с маслом, хлеб, сыр, наливаю чаю. Печальная Майка и к печенью не притронулась.

— Ты отчего такая пришибленная? — подшучиваю я. — Так подфартило, что от радости опомниться не в силах?

Я заглядываю в глаза девчушки и замечаю в них слезы.

— Что случилось, Майка?

Толик, проглотивший очередной бутерброд, будничным тоном сообщает:

— Кинул нас Пашка.

— Как?!

— Забрал девяносто два грамма, ствол и смылся.

Майка закрывает лицо ладонями и горько, навзрыд рыдает.

— Лешка осатанел! Сел на попутку и ринулся догонять в райцентр, оттуда будет добираться до Транспортного. Душу вынет из подлеца и вернет металл.

— Разве найдешь Пашку на Колымской трассе?

— Лешка перехватит! — уверен подросток.

— Все утащил, паразит! — жалко лепечет девочка. — И золото, и ружье.

— Не плачь, Майка! — успокаиваю я ее.

— Всю зиму по копейке собирали на продукты. Бутылки сдавали, цветной металлолом отжигали из кабеля. Месяц в тайге комаров кормили, руки в кровавых мозолях! Мы ему, гниде, доверяли! — бубнит Толик. — Такой гад!

— Я боюсь за Лешку, — шепчет девчушка. — Он бешеный! Прибьет вора, и его посадят в тюрьму. У мамки срок шесть лет. Она отсидела два года. Как мне жить!

— Точно, — подтверждает Толик. — Тетя Варя — «относчица», загремела по золоту, там статьи не амнистируются.

— «Относчица» — что такое?

— Выносила похищенное с промприбора золото.

С бессильной жалостью гляжу на девочку. Чем я могу помочь?

— Куда вы теперь?

— Поживем в артели «Старт», тетка Майки нас прокормит. Будем ждать Лешку.

Майка молитвенно складывает на груди ладони.

— Я обойдусь без платья и туфелек! Пусть Лешка вернется! На тоненькой, прозрачной шейке отчаянно пульсирует жилка. Чувство беспомощности охватывает меня. Я не в силах выручить ребят, попавших в переделку.

Набиваю пакет продуктами, суматошно сную из комнаты на кухню и обратно. Ребята сидят у меня до позднего вечера.

Что я могу сделать для них в пятнадцать лет! У меня даже денег нет, чтобы подарить Майке платье и туфельки… Будь я повзрослей, я бы разбился, но придумал что-нибудь.

Толик прощается, берет в одну руку пакет, другой рукой крохотную ладошку Золотинки, и мы выходим в заброшенный двор.

— Вы почаще заходите ко мне.

Майка с безучастным видом смотрит на обширную, изрытую бульдозерами долину реки и не отзывается.

— Приедет Лешка, и зайдем, — обещает Толик.

Две худенькие, жалкие фигурки бредут по неухоженной, обсаженной тополями аллее, и нестерпимо саднит и жжет сердце. Я слишком юн для решения таких проблем. Взрослые же отмахиваются от подобной мелочевки. Судьба одного человека для них семечки. У взрослых вопросы грандиозные, принципиальные, государственные.

Приезжал и вновь уехал отец. На участке Аргычан пошло хорошее золото, и необходимо постоянное присутствие геолога. Звонила из Магадана мама, требовала возвращаться — до начала учебного года три недели. Ближний полигон через неделю закрывают — пески промыты. Погрузчик и БелАЗы перебрасывают на Ветреный, за тридцать километров.

Я соскучился по маме, по городу, по приятелям. Может, собраться и уехать?

Чувство неясной вины гложет меня. Вины за сытую, благополучную жизнь перед горемыкой Толиком, хмурым сорвиголовой Лешкой, бедолагой Золотинкой.

Да разве я виноват, что у меня нормальные родители, что учусь в платной гимназии, что готовлюсь в университет, что… Да много есть «что»!

Я уеду в Магадан, обворованные, неприкаянные ребята вернутся в постылый интернат. Не будет куртки у Лешки, платья и туфелек у Майки, у Толика… Я и забыл о желаниях Толика!

Не отыскать Лешке на Колымской трассе воришку. И к лучшему. Он в состоянии изувечить жулика как Бог черепаху, и закон станет на сторону подлеца и проходимца. Неуместна здесь поговорка «вор у вора дубинку украл», все гораздо сложнее.

Странные люди взрослые придумали странные законы. Согласно абсурдным законам окажется негодяй Пашка потерпевшей стороной, работяга Лешка — преступником.

Кто-то из умных людей сказал: «Пусть миром правят дети». Честное слово, получится порядочней и справедливей!