Юй Хуа - Братья

Новый директор первым делом перевел Линь Хун работать из цеха в кабинет. Встретив ее, он расплылся в улыбке и шепотом сказал, что если ей не нравится нынешняя работа, то можно ее сменять на что угодно — она вольна выбирать любую должность на фабрике.

Линь Хун и подумать не могла, что результат превзойдет все ожидания. Она вздыхала от того, что в руках Бритого Ли все ее сложности стали проще некуда. Так в ее душе мало-помалу начала зарождаться симпатия к Бритому Ли. Ей стало казаться, что прежнее отвращение было совершенно беспочвенным. С тех пор, стоя у входа, она уже не могла разобраться, ждет ли она звонка от Сун Гана или того, что мимо проедет Бритый Ли.

Когда русский живописец уехал, лючжэньцы сообразили, что гигантский портрет Бритого Ли закончен. Рассказывали, что картину повесили в его стометровом кабинете и покрыли сверху красным бархатом. Поговаривали, что никто, кроме самого Ли, не видел ее своими глазами. Работники его фирмы растрепали всем лючжэньцам, что начальник собирается пригласить на церемонию открытия портрета какую-то жутко важную персону. Народ принялся гадать, кто же это будет. Сперва думали, что позовут начальника уездной администрации Тао Цина, но прошло больше месяца, а Ли и не думал готовиться к церемонии. Весь этот месяц Тао Цин никуда не ездил, а все сидел в кабинете и ждал звонка с приглашением. Потом сотрудники Бритого Ли снова пустили слух, что церемония отложилась, потому что еще не успели доставить его новое авто и что Ли собирается лично отправиться за важной персоной на своей машине. Тогда народ решил, что эта персона сто процентов поважнее начальника уездной администрации будет, а иначе какого черта Ли отправился бы за ней на автомобиле? Тут слухи стали распространятся со страшной силой: то говорили, что приедет мэр города, то обещали губернатора провинции, потом кто-то вообще сказал, что высокий гость прибудет из Пекина — мол, пригласят партийное и государственное начальство. В конце концов решительно объявили, что Ли позвал на церемонию генерального секретаря ООН. Лючжэньцы бросились читать газеты, смотреть телик и слушать радио, но через несколько дней полного отсутствия новостей стали интересоваться:

— А что, не слышно, что генсек ООН собирается в Китай с визитом?

— Так вот наш Бритый Ли и ждет-то! — отвечали им другие.

Некоторые интересующиеся пытались вызнать все у Пиарщика Лю, который к тому моменту превратился в заместителя Бритого Ли. Народ стал звать его господином директором, но Лю объявил, что это как-то уравнивает его с самим Ли, и умолял называть себя «господином заместителем директора», однако ж лючжэньцы решили, что это больно длинно, и окрестили бывшего Писаку «зам Лю». Во рту у новоявленного зама словно бы выросла настоящая целка — Писака хранил молчание, сурово отвечая всем, и друзьям, и родственникам:

— Без комментариев.

Прошло еще два месяца, и в Лючжэнь прибыли заказанные Бритым Ли машины. Одна оказалась черным «мерсом», а другая — белой «бэхой». Отчего это он вздумал купить целых две тачки? Ли объявил, что хочет быть ближе к природе: днем он будет ездить на белой «бэхе», а ночью — на черном «мерине». То были первые машины экстра-класса в нашем поселке. Когда они остановились перед офисом Бритого Ли, толпа окружила их и зацокала языками. Зеваки тут же заключили, что новые машины Ли настоящие чемпионы по цвету: «мерс» черней любого африканца, а «бэха» — белей любого европейца; «мерс» черней угольной пыли, а «бэха» — белее снега; «мерс» черней черной туши, какой все писали в школе, а «бэха» — белей бумаги. В конце концов кто-то подвел итог и сказал, что «бэха» белей, чем белый день, а «мерс» — черней, чем черная ночь. Потом белая «бэха» днем сделала два кружочка по лючжэньским улицам, а черный «мерин» повторил ее маршрут ночью. Оба раза внутри сидел только водила Бритого Ли. Превратившись из водителя «фольксвагена» в шофера таких роскошных авто, он аж губу выпячивал от гордости. Наш народ даже решил, что у него что-то не то с губами.

Потом все заговорили, что раз прибыли машины Бритого Ли, то скоро всплывет и та самая важная персона. Тут народ снова пустился строить догадки, кто бы это мог быть, и опять проделал весь путь от мэра до генсека ООН, на сей раз решительно отбросив кандидатуру Тао Цина.

В тот вечер Линь Хун, поужинав в одиночестве, как всегда, вышла ко входу. Вдруг она заметила, как к ней резво шагает бывший Писака. За ним, задыхаясь, семенил еще один человек, на плечах которого покоилась красная ковровая дорожка. Лю направлялся прямиком к ее дому и, остановившись перед Линь Хун, очень вежливо попросил ее отойти в сторонку. Линь Хун растерянно отступила и увидела, как Лю подал сигнал своему помощнику расстелить дорожку от ее дома до самой улицы. Прохожие остановились с выпученными глазами, не понимая, что происходит. Линь Хун тоже обалдела. Лю улыбнулся и, словно обращаясь к прессе, произнес:

— Господин директор приглашает вас на церемонию.

Но Линь Хун продолжала так же обалдело стоять, как стояла. Она решила, что ослышалась. Толпа смолкла от удивления, а потом взорвалась нечеловеческим шумом, совсем как в зоопарке. Лю тихонько шепнул Линь Хун:

— Ступай переоденься.

Тут она наконец-то пришла в себя и поняла, что происходит. Оглядев толпу затуманенными глазами, прислушавшись к ее гудению и расслышав, как кто-то сказал, что гадкий утенок превратился в прекрасного лебедя, Линь Хун горько усмехнулась и растерянно посмотрела на Лю. Тот снова шепотом отправил ее переодеваться, но она заметила только, как шевельнулись его губы, но совсем не поняла, что он произнес.

Так Линь Хун и осталась стоять на закатной улице, будто утратив все чувства. Ее пустые глаза глядели на прибывающую толпу. В какой-то момент она словно забыла, что происходит. Наморщив брови, Линь Хун задумалась и вспомнила, а потом печально покачала головой и нервно обернулась. Перед ней была только пустая квартира. Тогда она повернулась обратно и услышала, как кричит народ. По улице медленно катилась белая «бэха», а за ней ехал черный «мерин».

— Бритый Ли едет! — взревела топа.

Ли действительно приехал. Он завел себе двух разных шоферов для двух машин. Первой у красной дорожки остановилась «бэха», а за ней и «мерс». Лю бросился вперед и распахнул дверь, и из авто, сияя улыбкой, вылез одетый в костюм Ли. В руках у него была красная роза, еще один бутон красовался в петлице. Ли подошел к остолбеневшей Линь Хун и протянул ей цветок, поцеловав его, словно был испанским грандом, а вовсе не доморощенным толстосумом. Линь Хун поглядела на розу и замотала головой. Тогда Ли потянул ее за руку и вложил в нее цветок. По-прежнему держа Линь Хун за руку, он проследовал с ней по красной дорожке к авто и благородным жестом пригласил ее внутрь. Линь Хун обернулась и бросила напряженный взгляд на дом. Все, что она увидела, были пустая квартира да чудные рожи сбежавшейся толпы. Народ шумел, словно пчелы в улье. Тут в голове у Линь Хун появилась одна ясная мысль — ей захотелось как можно скорее покинуть это место, и она нырнула в машину. Отродясь не ездившая в таких роскошных тачках, Линь Хун влезла в «бэху», словно собака в конуру. Потом все взгляды устремились на Бритого Ли, который помахал народу на прощание, шлепнулся задницей на сиденье и, закинув внутрь ноги, был таков.