Юй Хуа - Братья

Неизвестно, сколько прошло времени, прежде чем Сун Фаньпин разбудил их и сказал, что пора есть. В домах уже зажегся свет. Братья сели на кровати и принялись тереть глаза. Сун Фаньпин одного за другим отнес их на руках и усадил за стол, и дети увидели, что на столе опять стоит миска капусты, а сбоку — еще три плошки с рисом.

Эти четыре посудины были единственными, что выдержали натиск хунвэйбинов, и на бортах у них виднелись сколы. Взяв в руки свои щербатые миски, братья обнаружили, что в доме нет палочек — все палочки разломали школьники, а они выкинули их на помойку, когда убирались. Они держали в руках пышущий жаром рис, глядели на ярко-зеленую капусту и не знали, как же есть без палочек.

Сун Фаньпин позабыл, что дома нет больше палочек. Он пошел взять их и лишь потом вспомнил, что все были сломаны и выкинуты. Его высокая тень не двигалась, и голова рисовалась в тусклом свете на стене, огромная, как таз. Простояв так немного, Сун Фаньпин обернулся, и на лице у него заиграла загадочная улыбка. Он с таинственным видом сказал детям:

— Вы видели когда-нибудь палочки, как у древних людей?

Ли с Сун Ганом покачали головами и с любопытством спросили:

— А какие у них были палочки?

Сун Фаньпин, улыбаясь, подошел к дверям и проговорил:

— Подождите чуть, я пойду принесу.

Бритый Ли и Сун Ган глядели, как он вышел на цыпочках за порог и тихонечко прикрыл дверь, таинственно и осторожно, будто отправлялся в далекую-далекую древность. Когда Сун Фаньпин вышел, дети посмотрели друг на друга. Они и представить себе не могли, каким образом отец собирался отправиться к древним людям и достать эти палочки. Они почувствовали, что у них по-настоящему необыкновенный отец. Прошло немного времени, и дверь распахнулась. Сун Фаньпин вернулся, посмеиваясь и пряча за спиной руки.

Дети спросили:

— Принес древние палочки?

Сун Фаньпин кивнул, подошел к столу и сел. Потом он вытянул руки вперед и дал детям по паре палочек. Взяв в руки древние палочки, они обсмотрели их со всех сторон и увидели, что длиной они были с обычные, вот только не такие ровные, а малость кривоватые, да еще и с узелками. Первым догадался Бритый Ли. Он завопил:

— Это же веточки!

Сун Ган тоже сообразил и спросил отца:

— А почему это древние палочки похожи на веточки?

— Палочки у древних людей как раз и были веточками, — сказал Сун Фаньпин, — потому что в древности не было палочек для еды, и люди использовали ветки деревьев в качестве палочек.

Ли с Сун Ганом начали уплетать рис своими только что срезанными веточками и почувствовали во рту горький вяжущий привкус. Они уминали древними палочками нынешний рис так, что за ушами трещало, а по лицу градом лился пот. Поев от пуза, дети заметили, что уже стемнело, и только тогда вспомнили, что собирались на море. Весь день не было ветра, не лил дождь, солнце светило так, что заставляло щуриться от света, а пойти не вышло. Вспомнив об этом, они мгновенно застыли с кислыми физиономиями. Сун Фаньпин спросил, не в древних палочках ли дело. Братья замотали головами и сказали, что палочки им нравятся.

Сун Ган страдальчески выдавил из себя:

— Сегодня не получится сходить на море.

Сун Фаньпин улыбнулся и сказал:

— Кто сказал, что мы не пойдем?

— Так солнце уже ушло, — пробормотал Бритый Ли.

Сун Фаньпин ответил:

— Солнце ушло, зато есть луна.

С утра, когда солнце светило что есть мочи, они собирались пойти на море, и вот теперь, когда вышла холодная луна, они наконец-то отправились в путь. Дети уцепились с двух сторон за Сун Фаньпина и долго-долго брели по залитой лунным светом дороге. Когда они дошли до моря, стоял прилив. Они поднялись на дамбу, где не было ни души, а только завывал холодный ветер да громыхали удары волн. Когда бешеные валы ударялись о берег, то бурлящая пена превращала море в сплошную белую полосу, и эта белизна по временам серела, а порой вновь становилась темной; вдалеке все было пронизано светом и тьмой, и луна проглядывала иногда сквозь тучи. В тот день дети в первый раз увидели ночное море. Его тайна и переменчивость заставляли их сердца биться чаще, и они кричали звонкими голосами, а Сун Фаньпин больше не зажимал им рты. Он гладил своими широкими ладонями их головы, так что дети, не переставая, визжали, и смотрел, как завороженный, в темноту — туда, где билось море.

Когда они сели на дамбе, то ночное море испугало их: кругом был только вой ветра и грохот волн, луна то выходила, то скрывалась, и темное море то увеличивалось, то сжималось перед глазами. Братья прижались с двух сторон к Сун Фаньпину, и он, раскрыв руки, обнял их. Они не знали, сколько так просидели у моря. Потом они уснули, и Сун Фаньпин, взвалив их на себя, отнес детей домой.

Собраний, где клеймили и осуждали, в Лючжэни становилось все больше. На школьной спортплощадке, как на монастырской ярмарке, с рассвета до заката толпился народ. Сун Фаньпин должен был каждое утро выходить из дому с деревянной табличкой в руках, дойдя до ворот школы, вешать ее на шею и, опустив голову, стоять там, пока не пройдут все, кто пришел. Только тогда он снимал табличку, брал метлу и начинал мести дорогу перед школой. Когда собрание кончалось, Сун Фаньпин возвращался к воротам, надевал табличку и стоял с опущенной головой. Люди вырывались наружу, как волны, пинали его, матерились, плевали на него, а он стоял, качаясь из стороны в сторону, и не издавал ни звука. Потом начиналось новое собрание, и Сун Фаньпин должен был все время стоять там до самого заката. Лишь удостоверившись, что на спортплощадке никого не осталось, он с метлой и табличкой возвращался домой.

Тогда Бритый Ли с Сун Ганом различали его тяжелые шаги, и измотанный Сун Фаньпин переступал через порог. Вернувшись домой, он всегда молча сидел какое-то время на лавке, а потом шел к колодцу мыться и тряпкой вытирал с таблички пыль, следы ног и детские слюни. В эти моменты братья не смели и пикнуть. Они терпеливо улыбались, потому что знали, что, покончив с мытьем таблички, Сун Фаньпин снова повеселеет и будет весело болтать с ними.

Ли с Сун Ганом не понимали иероглифов «Помещик Сун Фаньпин», которые были написаны на табличке, но они знали, что именно эти знаки были причиной его несчастья. Пока не было этих иероглифов, Сун Фаньпин грозно махал на мосту красным флагом; как только они появились, то даже карапузы смогли плевать и писать на него. Однажды дети наконец не удержались и спросили:

— А что это за иероглифы?

Сун Фаньпин только что вытер насухо свою табличку. Услышав вопрос, он на мгновение замер, а потом рассмеялся и сказал:

— Как пройдет это лето, вы пойдете в школу. Но я сперва научу вас узнавать иероглифы, вот с этих пяти и начнем…