Юй Хуа - Братья

Когда Ли распахнул с радостью и удивлением двери, Сунь Вэй помахал ему рукой, как закадычный друг:

— Пойдем.

Они пошли вместе, причем Бритый Ли боязливо побрел сбоку от Сунь Вэя. Тот вроде не был против, и Ли успокоился. Дойдя до конца переулка, Сунь Вэй внезапно остановился и сказал:

— Посмотри, у меня на портках дырки нету?

Ли приблизил физиономию к заднице Сунь Вэя, но дырки не нашел.

— Нету, — сказал он.

Сунь Вэй ответил:

— Встань поближе и еще раз посмотри.

Нос Бритого Ли почти впечатался в задницу Сунь Вэя, но он по-прежнему не заметил там ни дыры. В этот миг Сунь Вэй вдруг громко перднул. Вонь ударила Ли по лицу, как порыв ветра. Сунь Вэй заржал и пошел дальше, громко читая нараспев: «Эх, вопрошу ль небеса и землю…»

И Ли мгновенно подхватил: «Кто владеет долею нашей, а?»

Он прекрасно знал, что Сунь Вэй разыграл его, но на это Бритому Ли было наплевать. А вот совсем не наплевать ему было на то, разрешал ли Сунь Вэй идти рядом или велел тащиться следом.

За оставшиеся дни лета Ли с Сунь Вэем стали не разлей вода. Они бродили по улицам дольше, чем на небе торчало солнце, а иногда продолжали бродить, даже когда всходила луна. Сунь Вэй не любил спокойных мест — ему нравились места оживленные, и Ли таскался за ним следом по поселку. Они кружили, как мухи над выгребной ямой, и не знали, куда пойти, окромя улиц.

Сунь Вэю нравились его длинные волосы. По крайней мере два раза за день он спускался по ступенькам к реке, присаживался на корточки и зачерпывал немного воды. Потом приглаживал волосы надо лбом, глядясь в мутное зеркало реки, отбрасывал в сторону свои длинные патлы и пару раз присвистывал от удовольствия. Ли быстро понял, почему ему так нравилось разгуливать по улицам: все дело было в стеклах. Когда, углядев какую-нибудь стеклянную поверхность, Сунь Вэй останавливался и начинал насвистывать, Ли уже знал, даже зажмурь он глаза, что тот снова оправляет свои лохмы.

Они часто встречали на улицах отца Сунь Вэя. Сунь Вэй при этом тут же опускал голову и быстро проходил мимо, словно боясь, что его узнают. Отец в высоком бумажном колпаке подметал улицы, как раньше это делал Сун Фаньпин. По утрам он шел с метлой в одну сторону, а по вечерам — в другую. Прохожие часто отчитывали его:

— Эй ты, во всех преступлениях сознался?

— Да, да, во всех, — послушно поддакивал он.

— Давай подумай, в чем еще не сознался.

Отец Сунь Вэя сгибался пополам и кивал головой:

— Так точно.

Иногда за него принимались дети:

— А ну давай руки вверх и кричи: «Побейте меня!»

Он вскидывал руки вверх и вопил:

— Побейте меня!

При виде этого балагана у Бритого Ли начинало чесаться в горле. Ему тоже хотелось сделать отцу Сунь Вэя выговор, хоть в пару слов, но рядом стоял Сунь Вэй, и, он не смел и пикнуть. Один раз он все-таки не выдержал, и, когда отец Сунь Вэя выкрикнул свое «Побейте меня!», Ли добавил:

— Крикни два раза.

Отец Сунь Вэя два раза поднял руки и два раза провопил: «Побейте меня!» Сунь Вэй со всего маху пнул Бритого Ли ногой и заорал благим матом:

— Твою мать, а! Прежде чем ударить псину, посмотри, кто ее хозяин.

Когда на пути попадались другие критикуемые в бумажных колпаках, Сунь Вэй подходил к ним и от души пинал ногой. Бритый Ли вслед за ним проделывал то же самое. Потом оба они радовались, будто слопали каждый по миске бесплатной лапши саньсянь, и Сунь Вэй говорил другу:

— Увидеть негодяя и при случае пнуть его — это как облегчиться да задницу подтереть.

Мать Сунь Вэя была когда-то сварливой бабой, что в день свадьбы Ли Лань и Сун Фаньпина поливала всех отборной бранью из-за потерянной несушки, да и вообще могла при случае разразиться целым потоком ругательств. Но едва ее муж оказался с бумажным колпаком на голове и деревянной табличкой на шее, как ее словно подменили: она стала говорить тихим голосом и встречать всех приятной улыбкой. Ли часто появлялся по утрам на пороге ее дома, и мать Сунь Вэя, зная, что это единственный друг ее сына, бросалась к нему с материнской теплотой и заботой. Когда Ли приходил с чумазой физиономией, она принималась протирать ему лицо собственным полотенцем; когда у него отлетали пуговицы с одежды, она заставляла его раздеться и пришивала пуговицы на место. Иногда она потихоньку интересовалась, как там дела у Ли Лань, но Ли мотал головой и говорил, что не знает. Мать Сунь Вэя вздыхала, и глаза у нее краснели. Всякий раз, когда слезы вот-вот должны были уже закапать, она отворачивалась.

Но дружба Бритого Ли с Сунь Вэем оказалась недолговечной. На улицах тогда кроме толп демонстрантов стали появляться люди с ножницами и машинками для стрижки волос. Завидев кого-нибудь в шортах, они хватали его и кромсали на нем штаны, пока те не начинали походить на швабру. Приметив длинноволосого мужчину, придавливали его к земле и выстригали на голове машинкой натуральную поляну с сорняками. И шорты, и длинные волосы — все это были признаки буржуазии. Патлатому Сунь Вэю никаким макаром не удалось бы скрыться.

Однажды утром, едва Бритый Ли со своим другом вышел на улицу и увидел, что отец Сунь Вэя, понурив голову, бродит с метлой вдалеке, как к ним подбежало несколько человек с ножницами и машинками. Сунь Вэй как раз исполнял свое: «Эх, вопрошу ль небеса и землю, кто владеет долею нашей?»

Услышав за спиной топот приближающихся людей, Ли обернулся и посмотрел назад. Он увидел, как несколько красноповязочных с ножницами и машинками кинулись к нему и, не понимая, что происходит, повернулся к Сунь Вэю, но тот уже бросился бежать сломя голову к своему отцу. Те с красными повязками пронеслись, как вихрь, мимо Ли и бросились догонять маячившего впереди Сунь Вэя.

Приятель Бритого Ли, обыкновенно при встрече быстро шмыгавший мимо собственного отца с низко опущенной головой, тут захотел спасти свою обожаемую шевелюру и кинулся к отцу с громкими воплями:

— Папа, спаси меня!

Но посреди улицы вырос еще один с красной повязкой на рукаве. Когда Сунь Вэй добежал до него, тот сделал мгновенный выпад, и Сунь Вэй грохнулся оземь, как подкошенный. Потом он поднялся, чтоб бежать дальше, но в этот миг подоспели те, кто был сзади, и придавили Сунь Вэя к земле. За ними подбежал и Ли, а заодно и отец Сунь Вэя. Ветром у него сдуло по пути колпак, но он вернулся, поднял его и вновь водрузил на голову, а потом побежал вперед, размахивая одной рукой, пока вторая придерживала на голове бумажный конус.

Пара крепких ребят прижала Сунь Вэя и принялась машинкой насильно корнать его роскошные длинные волосы. Сунь Вэй бился изо всех сил. Когда ему сжали руки, его ноги продолжали выписывать кругаля, как у пловца. Двое красноповязочных опустились на землю и придавили ему колени, чтоб он не мог двигаться. Когда тело Сунь Вэя оказалось сковано их мертвой хваткой, его голова стала закидываться вверх с непрекращающимися воплями: