Юй Хуа - Братья

— Бритый Ли, я проголодался, днем ведь не поел ничего толком. Можно мне съесть конфетку?

Ли заколебался. Его душила жаба. Снаружи Сун Ган продолжал увещевания:

— Ну я правда жутко голодный. Разреши мне съесть одну.

Ли закивал и выдавил из себя:

— Съешь четыре, одну оставь мне.

Сун Ган замотал головой со словами:

— Я съем одну.

Он вытащил из кармана тянучку, посмотрел на нее, а потом поднес к носу и понюхал. До малолетнего Ли в доме не донеслось ни чавка. Он слышал только мерное сопение брата. Не понимая, в чем дело, Ли спросил:

— Чой-то у тебя изо рта такие звуки доносятся, как из носа?

Сун Ган расхохотался:

— Я еще не ел, только нюхаю.

Ли поинтересовался:

— А че не ешь?

Давясь слюнями, Сун Ган сказал:

— Я не буду, это для тебя конфеты. Я понюхаю и все.

Тут как раз вернулась Ли Лань. Из своих комнат Ли услышал сперва радостный вскрик матери, потом ее торопливо бегущие шаги и, наконец, Сунганов вопль «Мама!». Ли Лань добежала до порога, всем телом обняла сына и затараторила что-то, совсем как пулемет. Бритый Ли тем временем, будто арестант, по-прежнему сидел в доме. Он изо всех сил бился в дверь и вопил на чем свет стоит. Прошло немало времени, прежде чем Ли Лань услышала его крики и отворила двери.

После этого братья встретились наконец-то чин чинарем. Ухватившись за руки, они запрыгали и заголосили так, что все взмокли, а сопли от прыжков стали вытекать из носа и затекать в рот. Когда они проскакали почти десять минут без перерыва, Сун Ган вспомнил про «Большого белого кролика», мирно лежавшего в кармане. Он обтер пот, нащупал конфеты, пересчитал их и одну за одной вложил в руки Бритому Ли. Тот упрятал четыре тянучки в карман, развернул пятую и затолкал ее в рот.

Ли Лань весь день провела на фабричном собрании, где ее клеймили и осуждали. Когда она вернулась домой, то от усталости еле держалась на ногах, но, едва увидев Сун Гана, пришла в такое приподнятое настроение, что аж раскраснелась. Со дня смерти Сун Фаньпина мать впервые так радовалась. Она пообещала сыновьям, что по случаю прихода Сун Гана они поедят чего-нибудь вкусненького. Взяв детей за руки, Ли Лань вышла на улицу и сказала, что пойдет с ними в «Народную» есть лапшу. Втроем они побрели по сумеречному поселку. Ли показалось, будто он не был на улице несколько лет. От веселья он уже и не шел вовсе, а подпрыгивал, и Сун Ган, вторя ему, двигался вперед такими же скачками. Ли Лань с широченной улыбкой тянула за собой детей. Ли давным-давно не видал ее улыбки, и оттого они с братом скакали еще веселее.

Дойдя до моста, они увидели, как Тетка Су из закусочной стоит там с деревянной табличкой на груди, низко понурив голову. Ее дочка стояла рядом и, вытянув вверх руку, цеплялась за одежду матери. Заметив Тетку Су, Сун Ган подошел к ней и спросил:

— Ты такая хорошая, почему тебе повесили табличку?

Тетка Су стояла с опущенной головой и молчала, как могила. Услышав слова Сун Гана, ее дочка принялась растирать слезы. Нагнувшись, Ли Лань толкнула слегка Бритого Ли и тихонько велела ему дать девочке конфетку. Захлебываясь слюнями, Ли выудил из кармана тянучку и с нечеловеческим усилием протянул ее Сестренке Су. Девочка, размазывая слезы, взяла конфету. Тогда Тетка Су подняла голову и улыбнулась Ли Лань, а та улыбнулась ей в ответ. Постояв так немного, Ли Лань потянула Сун Гана за руку. Он понял, что пора уходить, и сказал Тетке Су:

— Не волнуйся, тебе за это воздастся.

Тетка Су тихим голосом ответила ему:

— Хороший мальчик, тебе тоже за это воздастся. — Сказав это, она вскинула голову и произнесла: — Вам всем за это воздастся.

Наконец Ли Лань пришла с детьми в столовую. Братья давным-давно там не бывали. В прошлый раз их водил сюда Сун Фаньпин: отмахавшись красным флагом, в свой самый славный миг, он привел их сюда, и они ели лапшу, и все люди стояли вокруг них стеной, а повар подливал им мясного бульону. Сейчас в столовой было безлюдно. Ли Лань заказала им две миски пустой лапши, а себе не заказала ничего — пожалела. Она сказала, что поужинает дома тем, что осталось. Ли с Сун Ганом принялись за обжигающую лапшу, из носов у них закапало прямо в рот, и пришлось несколько раз засасывать сопли обратно. Им казалось, что бульон был на сей раз ничуть не плоше того, что они едали в прошлый. Тот же повар, что видел их раньше, улучив момент, когда вокруг никого не было, наклонился и тихо-тихо сказал:

— Для вас с мясным бульоном.

В тот вечер Ли Лань долго бродила с детьми по улицам. Когда стемнело, они пришли на стадион с лампами. Втроем с детьми Ли Лань уселась на камни рядом с площадкой и стала смотреть на пустое поле, залитое лунным светом. Она вспоминала, как сиял здесь прежде ослепительный свет, как шла здесь ожесточенная борьба и как Сун Фаньпин показал себя во всей красе — в особенности когда сделал свой ошеломительный слем-данк, так что народ враз смолк, а потом взорвался ревом. Ли Лань улыбалась в темноте одними уголками рта. Потом она сказала детям:

— С тех пор как ваш папа умер, в мире больше не осталось никого, кто умел бы так делать.

Сун Ган остался у Бритого Ли на два дня. На третий день утром его дед, тот самый старик помещик, пришел с мускатной тыквой. Не переступая порога, он остановился снаружи. Ли Лань тепло и сердечно крикнула ему «Отец!» и с небывалым пылом принялась тянуть его за рукав, стараясь затащить старика в дом. Тот зарделся, замотал головой и наотрез отказался проходить. Ли Лань не оставалось ничего другого, как притащить из дома скамейку, чтобы старик смог сесть на нее на улице. Но он не сел, а остался торчать столбом — только быстро наклонился и положил свою тыкву за порог. Он терпеливо ждал снаружи, пока Сун Ган доест свой завтрак. Когда Сун Ган вышел, тот взял его за руку, будто кланяясь, покивал Ли Лань и ушел вместе с внуком.

Ли подбежал к двери и с болью посмотрел на брата. Сун Ган много раз оборачивался и с болью глядел в глаза Бритого Ли. Его рука поднялась до плеча, чтоб помахать на прощанье, и Ли так же высоко вскинул ладонь и замахал вслед.

С тех пор Сун Ган приходил в поселок чуть не каждый месяц, но не один, а с дедом, который вез овощи на продажу. Они вдвоем входили в поселок еще затемно, пока Бритый Ли сладко спал. Миновав южные ворота, Сун Ган несся по предрассветным улицам, зажав в руках два вилка свежей капусты, прямо к дому Бритого Ли. Он тихо клал капусту на пороге, а потом бежал обратно на рынок, садился рядом с дедом и принимался драть за того глотку:

— Капуста! Капуста!

Сун Ган с дедом часто распродавали капусту уже к утру. Прихватив свое пустое коромысло, старик брал внука за руку и специально шел с ним обратно кружным путем, чтоб оказаться у дома брата. Они вдвоем тихонько останавливались у дверей и слушали, что происходит внутри: не встают ли уже Ли Лань с сыном? Но те всякий раз еще крепко спали, а капуста так и лежала у порога. Сун Ган с дедом нехотя шли назад бесшумными шагами.