Юй Хуа - Братья

— Бритый Ли! Бритый Ли… Ты дома? Это Сун Ган.

Ли едва не засыпал в то время на кровати от скуки. От крика Сун Гана он подскочил, как ужаленный, и бросился к окну. Барабаня в стекло, он так же заверещал:

— Сун Ган! Сун Ган! Я внутри.

Сун Ган прокричал снаружи:

— Бритый Ли, открой дверь!

— Заперто снаружи, мне не открыть.

— Открой окно.

— Окно забито гвоздями.

Братья, сотрясая раму, покричали еще какое-то время возбужденными голосами. Снизу Ли Лань когда-то оклеила окно газетами, так что они не могли разглядеть друг друга, а только вопили в надежде быть услышанными. Потом Бритый Ли подтащил к окну лавку и встал с нее на подоконник. Самые верхние квадраты стекла не были заклеены, и он наконец-то увидел Сун Гана, а тот наконец-то разглядел брата. На Сун Гане была та же самая одежда, что и в день похорон Сун Фаньпина. Запрокинув голову, он посмотрел на Ли и сказал:

— Бритый Ли, я по тебе соскучился.

Сказав это, он смущенно улыбнулся. Ли обеими руками постучал по стеклу и залопотал:

— Сун Ган, и я по тебе соскучился.

Сун Ган вытащил из кармана пять конфет, сгреб их обеими руками и протянул со словами:

— Видно тебе? Это я для тебя принес.

Ли увидел тянучку и завопил от радости:

— Сун Ган, мне видно! Сун Ган! Ты такой хороший!

Слюни у него потекли ручьем, но оконное стекло надежно отделяло его от сунгановых конфет, не давая попробовать. Он закричал брату:

— Сун Ган! Придумай что-нибудь! Запихни их как-нибудь сюда.

Сун Ган опустил вскинутые вверх руки, подумал какое-то время и произнес:

— Я пропихну через дверной проем.

Ли быстренько спустился с подоконника, а потом с лавки, подбежал к двери и увидел, как сквозь самую широкую щель лезет конфетная обертка и шевелится там, в щели. Сама конфета не пролезала. Снаружи донесся голос Сун Гана:

— Не пролезает.

Бедный Ли от напряжения весь исчесался. Он сказал брату:

— Ну придумай еще что-нибудь.

Слышно было, как снаружи тяжко дышит Сун Ган. Прошло немного времени, и он произнес:

— Ну правда не лезет… Ты понюхал бы для затравки.

Сун Ган прижал тянучку снаружи прямо к щели, а нос Бритого Ли впечатался в зазор между створками. Он изо всех сил тянул в себя воздух и наконец почувствовал слабый сливочный запах. От этого Ли стал сам не свой и заплакал. Сун Ган спросил его:

— Бритый Ли, ты чего плачешь?

— Я почувствовал запах тянучки, — отвечал он сквозь всхлипы.

Сун Ган громко расхохотался снаружи. Услышав хохот брата,

Ли тоже рассмеялся сквозь слезы. За каждым его всхлипом следовал взрыв смеха, а за смехом — слезы. Потом они опустились по обе стороны от двери, прислонясь к ней спинами, и проговорили через нее очень-очень долго. Сун Ган рассказал Ли про свои деревенские новости: про то, как он научился ловить рыбу, научился залезать на деревья, научился высаживать рисовую рассаду и жать рис, а еще научился собирать хлопок. Бритый Ли рассказал Сун Гану про то, как умер патлатый Сунь Вэй, как избили ту самую Тетку Су из закусочной и повесили ей на шею табличку. Когда дошло до истории о смерти Сунь Вэя, Сун Ган зашмыгал снаружи носом и сказал:

— Уж больно жалостно.

Так дети самым душевным образом проговорили через дверь до позднего вечера. Увидев, как лучи солнца поползли по колодцу, Сун Ган спешно поднялся, постучал пальцами по двери и сказал Бритому Ли, что ему пора. Он добавил, что обратный путь не близок и хорошо было бы вернуться пораньше. Ли побарабанил по двери изнутри, умоляя Сун Гана поговорить еще чуть-чуть:

— Еще не стемнело…

Сун Ган, постучав, ответил:

— Если стемнеет, я заблужусь.

Уходя, он оставил пять конфет под камнем у дверей, чтоб не оставлять их на откосе окна — глядишь, еще заберет кто-нибудь. Сделав несколько шагов, он вернулся и сказал, что под камнем ими могут закусить дождевые черви. Он сорвал несколько листов платана, аккуратно завернул в них тянучку и убрал ее обратно под камень. Потом его глаза приникли к зазору между створками двери и посмотрели на брата.

— Пока, Бритый Ли, — попрощался Сун Ган.

Брат с горечью спросил его:

— А когда ты снова придешь повидать меня?

Сун Ган покачал головой:

— Я не знаю.

Ли услышал, как постепенно удалялись шаги брата, легкие, словно по дороге шел не девятилетний мальчик, а топала утка. Потом он приник к дверной щели, охраняя покой сливочной тянучки, упрятанной под камень. Когда кто-нибудь проходил мимо, у него екало сердце от ужаса, что этот кто-то догадается приподнять придверный камень. Ли с нетерпением ждал наступления сумерек, чтоб домой вернулась Ли Лань, открыла дверь и он смог бы затолкать в рот желанную тянучку.

Легкие шаги Сун Гана пронеслись по переулку, а потом вывернули на большую улицу. Он побрел по ней, озираясь по сторонам и бросая взгляды на знакомые дома и платаны. Вокруг кто-то дрался, кто-то плакал, кто-то гоготал во весь рот. Попадались и знакомые лица — Сун Ган улыбался им, но никто не обращал на него внимания. Он разочарованно прошагал пару улиц и перешел через мост, оказавшись у южных ворот. Выйдя за ворота, Сун Ган заблудился на первом же перекрестке. Еще не стемнело, но он уже жалко остановился на дороге, не зная, куда идти. Повсюду расстилались поля, торчали строения и везде маячил далекий горизонт. Он простоял на том перекрестке целую вечность. В конце концов на тропе показался какой-то мужчина, и Сун Ган кинулся к нему со словами «Дядя, дядя!», чтоб узнать, где находится деревня деда. Тот мужчина, покачав головой, сказал, что понятия не имеет. Потом, пошатываясь, он побрел прочь, а Сун Ган остался стоять посреди бескрайнего поля под бездонным небосводом. Чем дольше он торчал там, тем сильнее начинал бояться. Всплакнув пару раз, Сун Ган обтер слезы и пошел назад, доковылял до южных ворот и вновь вошел в Лючжэнь.

После ухода Сун Гана Ли все время просидел, припав к зазору между створками, так что у него заболели от напряжения глаза. Тут он внезапно заметил идущего обратно брата. Ли подумал, что тот небось опять соскучился по нему и потому вернулся. Лопаясь от радости, он замолотил по двери кулаками с воплем:

— Сун Ган, ты снова по мне соскучился?

Сун Ган покачал снаружи головой и горько выдавил из себя:

— Я заблудился. Не знал, как вернуться домой — чуть не помер со страху.

Ли расхохотался и, сотрясая дверь, стал утешать Сун Гана:

— А ты не волнуйся — подожди, пока мама придет. Она знает, как дойти до деревни, она отведет тебя обратно.

Сун Ган решил, что брат говорит дело, усердно покивал головой и, припав к двери, посмотрел сквозь щель на Бритого Ли. Потом он снова уселся на земле спиной ко входу, а Ли опустился со своей стороны на пол и прижался к двери. Дети снова оказались разделенными этой дверью и опять взялись за свои разговоры. На этот раз Сун Ган рассказывал Ли про то, что творилось в поселке: как там дрались, плакали и ржали. За разговором он вдруг вспомнил про «Большого белого кролика», быстрым движением перевернул камень и достал конфеты. Он сказал, что момент был очень опасный — дождевые черви уже проели листья, хорошо, что тянучка еще осталась целой. Сун Ган сложил конфеты в карман и зажал его рукой. Через какое-то время он тихонько сказал Бритому Ли: