Юй Хуа - Братья

— У тебя ни жены, ни детей. Зачем тебе перевязка?

Ли гордо ответил:

— Если холостому сделать перевязку, разве планирование рождаемости не станет от этого более полным?

Доктор подумал, что, оказывается, бывают и такие доводы, и снова, склонив голову, рассмеялся. Ли нетерпеливо сгреб врача со стула, словно это он собирался его кастрировать, и поволок в операционную. Там Ли расстегнул ремень, спустил штаны, закатал майку и плюхнулся на операционный стол.

— Ну, давай, вяжи, — приказал он врачу.

И часу не прошло, как он слез со стола. Покончив с перевязкой, крепыш Ли с довольной ухмылкой выкатился из ворот больницы. Сжимая в левой руке запись об операции, а правой придерживая свежую ранку, он медленно поплелся к Линь Хун и Сун Гану.

А к Линь Хун уже пришло веселиться девок двадцать с ее фабрики. Писака Лю тоже приперся и с умильным видом восседал среди них, как петух в курятнике. Девки спустили с потолка веревку, привязали на нее яблоко и наперебой стали заставлять жениха и невесту попробовать откусить от него. Когда Бритый Ли вошел в комнату, все тут же завопили, как резаные, потому как были, конечно, в курсе отношений между Линь Хун, Сун Ганом и Бритым Ли: вроде как любовный треугольник, а вроде и нет — черт его разберет, что это были за отношения. Девки решили, что Бритый Ли явился за скандалом. Заметив, как он решительно шагнул в комнату, Линь Хун тоже напряглась. Она подумала, что он наверняка замыслил что-то недоброе. И только один Сун Ган ничего такого не почувствовал. Увидев брата, он расплылся в счастливой улыбке и подумал про себя, что Ли наконец-то пришел. Выудив сигарету, он протянул ее брату со словами:

— Бритый Ли! Ну наконец-то!

Ли махнул правой рукой и отстранил жениха в сторону.

— Я не курю, — зло добавил он.

Девки от страха не смели и пикнуть, а Бритый Ли непринужденно передал свое свидетельство об операции Линь Хун. Она, не понимая, что перед ней, не протянула руки в ответ, а только посмотрела на своего новоявленного мужа. Сун Ган хотел взять бумагу, но Бритый Ли отвел его ладонь и сунул свидетельство стоявшей рядом девке, чтоб та передала его Линь Хун. Взяв в руки бумагу, Линь Хун все никак не могла взять в толк, что это.

— Разверни да посмотри. Что там написано? — спросил Ли.

Она послушно развернула свидетельство и увидела слово «перевязка», но не поняла его. Тогда она шепотом спросила у стоящей рядом девицы:

— Что такое перевязка?

Когда в ответ на ее вопрос рассматривать свидетельство слетелось несколько девок, Ли произнес:

— Что такое перевязка? Кастрировали меня, вот что! Я только что из больницы…

Девки завопили на разные голоса. Невеста тоже изменилась в лице. А надо сказать, что у нас тогда в Лючжэни модно стало покупать петухов, делать из них каплунов и откармливать на убой. Такие каплуны на вкус были пальчики оближешь, совсем не воняли петушатиной. Звали их «свеженькими». Так одна девка, услышав про операцию, как завопит:

— Ты что ж, теперь «свеженький»?

И тут настал черед выступить на сцену Писаке Лю. Он медленно поднялся, взял из рук Линь Хун бумагу, прочел ее и с ученым видом поправил:

— Э, нет. Кастрировать и перевязать — совсем разные вещи. Если кастрировать, так выйдет евнух, а если перевязать, то он может еще…

Оглядев полную комнату юных созданий, Писака замялся, но девица не отставала:

— Что он может?

Тут Бритый Ли не выдержал и вставил:

— Трахнуть тебя может, вот что.

Девица от злости вся залилась краской.

— Никто с тобой спать не станет, — прорычала она в ответ.

Писака закивал головой, выражая полное согласие со всем сказанным, и добавил:

— Только детей у него быть не может.

Услышав это, теперь с довольным видом закивал Бритый Ли. Он забрал свою бумагу и сказал:

— Раз уж у меня от тебя детей быть не может, то пусть ни от кого не будет.

С этими словами преданный Ли покинул комнату. За порогом он остановился и, обернувшись, прибавил:

— Знай же, что я где упал, там и поднимусь.

Потом он развернулся и пошел прочь, как испанский тореадор. Пока он шагал от дверей — раз-два-три-четыре-пять-шесть-семь, — в комнате все было тихо, но едва Ли сделал восьмой шаг, как она взорвалась смехом. Он пошел медленнее, разочарованно покачивая головой. Тут за ним выбежал Сун Ган. Он легко обогнал прихрамывающего Ли и, схватив его за рукав, хотел что-то сказать:

— Бритый Ли…

Тот не обратил на Сун Гана никакого внимания. Обнимая себя левой рукой за живот и прихрамывая, он вышел на улицу. Брат вышел следом. Обернувшись, Ли тихо сказал ему:

— Ступай обратно.

Сун Ган покачал головой. Он раскрыл рот, но оттуда донеслось лишь прежнее:

— Бритый Ли…

Видя, что брат не двигается, Ли прикрикнул на него:

— Мать твою, ты сегодня жених, а ну пошел обратно.

Тут Сун Ган наконец-то смог выговорить:

— Почему ты отказался от потомства?

— Почему? — скорбно произнес Ли. — Я не ослеплен мирской суетой.

Сун Ган горестно замотал головой, а Бритый Ли медленно побрел прочь по краешку улицы. Отойдя шагов на десять, он обернулся и искренне добавил:

— Береги себя, Сун Ган!

На душе у Сун Гана стало паршиво. Он понял, что теперь их пути и вправду разошлись дальше некуда. Глядя, как тащится по улице Бритый Ли, Сун Ган вспомнил их первое расставание: дед держал его за руку у деревенских ворот, а Ли Лань тащила Бритого Ли прочь по тропинке.

Тем временем наш лючжэньский тореадор отошел уже далеко. По дороге ему встретился меньшой Гуань. Заметив, что Ли еле ползет по дороге, а левой рукой обнимает живот, он из любопытства окликнул его и поинтересовался, уж не прихватило ли у него пузо. Не успел Ли ответить* как Точильщик уже проявил инициативу:

— Глисты, наверняка это глисты щас там тебя щиплют.

Но Ли все еще переживал свой подвиг. Он горестно вцепился в Точильщика, вскинул руку со свидетельством и пренебрежительно произнес:

— Да что мне глисты!

Потом он развернул бумагу и ткнул ее под нос Гуаню, специально подчеркнув пальцем слово «перевязка». Точильщик внимательно прочел документ, честя последними словами врача за его неразборчивый почерк. Закончив читать, он так и не понял, о чем шла речь.

— А что такое перевязка? — спросил он.

Ли мгновенно расцвел и с гордостью ответил:

— Перевязка? Да это ж кастрация.

— Ты что, себе все хозяйство отрезал? — испуганно завизжал Точильщик.

— Ты че? — недовольно поправил Ли. — Не отрезал, перевязал.

— Так выходит, — парировал Точильщик, — у тебя все на месте?

— Ну конечно, — Ли пошарил у себя в штанах и добавил: — В лучшем виде.

Потом он героически заявил:

— Я сначала хотел отрезать. А потом как подумал, что придется, как баба, по нужде ходить — уж больно непрезентабельно, так решил перевязать.