Йозеф Кадлец - Повести

— Вот видишь! — воскликнул Эда. — Ну что, прав я или нет?

— Если и окажется что-то подходящее, то наверняка для одного… — засомневался Людвик.

Но Эда уже взбегал по крутой лестнице.

— Может, Она возьмет обоих. Потеснимся.

Пани Шинделаржова оказалась седой, сморщенной, худенькой старушкой в очках без оправы, в грязном фартуке, руки у нее были в муке — видно, готовила ужин.

— У меня свободна одна комната, а вас двое!

— Может, у вас найдется еще кровать? — с надеждой спросил Эда.

Хозяйка пригласила их посмотреть комнату, на ходу описывая ее достоинства и недостатки.

— Комната проходная, иногда квартиранты, живущие в смежных комнатах, возвращаются поздно ночью и вынуждены беспокоить своих соседей…. — говорила она не переставая, а между тем умудрилась узнать, кто они, откуда, чем занимаются, но когда услышала, что служащие и будут работать в доме напротив, больше ни о чем не стала спрашивать.

Комната оказалась действительно неудобной. Единственное окно выходило в глубокий колодец двора, возле окна стояла кровать, рядом старый шкаф, посередине большой обеденный стол. И три двери: одна в коридор, еще две — в комнаты других жильцов.

— Здесь живет пан инженер Дашек. Порядочный и очень симпатичный человек. Каждое воскресенье ездит домой в Остраву, — тараторила хозяйка. — А тут пан Пенка, банковский служащий, весьма любезный человек… Там, у окна, можно поставить раскладушку, — неожиданно добавила она.

Не дожидаясь приглашения, Эда уселся за стол и вытянул свои длинные ноги.

— Меня это устраивает, — сказал он. — Ваша цена?

— Если вы станете жить вдвоем, то будет дешевле, — сладко улыбнулась старуха. — Жилье и завтрак — пятьдесят крон в неделю с каждого. Сами понимаете, квартира в центре, я плачу за нее большие деньги.

— Согласен, — не раздумывая заявил Эда, хотя цена была довольна высока.

Когда поставили еще и раскладушку, задвинув огромный стол, то пройти по комнате стало почти невозможно.

— Если нам тут не понравится, подыщем что-нибудь получше, — рассудительно заметил Эда, едва хозяйка ушла и они остались одни.

Главное — у них была теперь крыша над головой. Утром достаточно перейти улицу, и они на работе. Когда улеглись и погасили свет, Людвик сказал:

— Если б не ты, ночевать бы мне сегодня на вокзале или на скамейке в парке!

Но Эда молча повернулся на другой бок и сразу же заснул.

Ночью Людвик проснулся оттого, что кто-то громко хлопнул дверью и стал на ощупь пробираться в соседнюю комнату. Второй жилец пришел еще позднее и даже включил свет, но, заметив, что в проходной комнате спят, тут же погасил. В темноте он не раз натыкался на стол, разыскивая свою дверь.

За темным окном еще долго шумела Прага.

Над городом нависли тучи, шел мелкий, беспрестанный дождь. Очертания домов стали мягкими, расплывчатыми, краски потускнели, словно размытые дождевыми потоками. Вся улица колыхалась под черными зонтами, пешеходы двигались медленнее, чем всегда, будто сбились с ритма. Машины и трамваи веером разбрызгивали лужи.

Эда неосторожно шел по краю тротуара, и промчавшийся мимо пикап обдал его грязью. Особенно пострадали почти новые брюки. Эда выругался и попытался стереть грязь носовым платком, но пятна расползлись и стали еще заметнее. Таким он и явился к новому месту работы..

Они поднимались по лестнице все выше и выше, но не видели ни одной таблички, ни одного объявления. Наконец в мансарде, в большой пустой комнате, они нашли двоих служащих, один представился как начальник будущего проектного бюро.

— Мы, собственно, существуем со вчерашнего дня, — объяснил он. — Сегодня сюда завезут столы и чертежные доски, а с завтрашнего дня начнется работа. Вот еще должны подойти люди…

Затем стал искать в бумагах их имена, похваливая, что, невзирая на плохую погоду, они пришли первыми, и наконец кивнул Людвику:

— Относительно вас все в порядке. А что касается пана Гоудека, то он не наш. Тут, вероятно, какая-то замена.

Эда насупился. Вид у него был воинственный, голова чуть опущена, на лбу две упрямые складки, в глазах зловещий блеск — ни дать ни взять упрямый баран, готовый броситься на обидчика. И брюки грязные — как у задиры, побывавшего в переделке.

— Вы окончили промышленное училище? — спросил начальник Эду.

— Да, — нехотя пробормотал тот. — Ну и что?

— Ваш отдел на Харватовой улице, — довольно спокойно пояснил начальник. — Зайдите туда, это отсюда недалеко. — И подробно объяснил, как туда добраться.

Эда слушал рассеянно, с тем же грозным видом, только теперь он побледнел, было заметно, как подергивается от волнения нижняя губа.

Тут он сорвался. Он набросился на начальника, хотя тот был ни в чем не виноват и держался вполне корректно.

— Чего вы меня выпроваживаете? — кричал Эда. — Зачем выдумываете? Мне сказали, что я буду работать тут, а теперь, оказывается, нет! Ничего не скажешь — психушка! Помещение не готово, и вы даже не знаете, кто где будет работать. Гоняете людей, как вам бог на душу положит. Лучше бы я сидел дома и никуда не ездил. И все было бы в порядке!

Голос Эды срывался до визга. Подошедшие сотрудники, пораженные, застыли в дверях, слушая крик, эхом разносившийся в пустом помещении.

Начальник, как ни странно, не обиделся, только в недоумении смотрел на Эду, будто старался определить, можно ли с ним вообще разговаривать.

— Не знаете, что это с ним? — обратился он к Людвику. — Ведь каждому ясно, что в комнату больше десяти столов не войдет. Народу здесь и так набьется, что сельди в бочку.

— Не беспокойтесь. Все уладится…

— Ты видел когда-нибудь такое свинство? — не унимался Эда. — Один не знает, что творит другой. Неужели раньше нельзя было договориться между собой?..

Людвик отвел его к окну. Начальника обступили вновь прибывшие. Эда в отчаянии сжал губы и весь дрожал, словно превозмогая накопившуюся злобу.

Они смотрели, как беспрерывный дождь поливает крыши, как тонкими струйками стекает вода по оконному стеклу, как барабанит по жестяным сливам.

Эда остыл так же быстро, как и загорелся. Он горько улыбнулся и сказал:

— Кажется, я переборщил. За себя просто не ручаюсь. Иногда никак не могу сдержаться…

И, не попрощавшись, быстро вышел. Без плаща, без зонтика, в заляпанных грязью брюках.

Время тянулось необыкновенно долго, тоскливо, так бывает всегда, когда нет определенной цели, когда ничто не занимает человека, когда он просто-напросто бьет баклуши. Кроме того, в комнате не было ни одного стула, так что Людвик с самого утра слонялся из угла в угол, перебрасываясь словами с сотрудниками.

Явились уже все, с кем предстояло работать. Многих он знал, они были с одного завода, с двоими познакомился только теперь. Их так же, как и его, откомандировали сюда на работу из Градца Кралова. Собралась довольно пестрая компания, в основном молодые люди, самым старшим было не более тридцати — тридцати пяти лет. Как ни странно, оказалась тут и женщина. Ни красивой, ни привлекательной ее, пожалуй, назвать было нельзя — самая заурядная блондинка с шестимесячной завивкой. Но поскольку она была одна, то от нечего делать мужчины подтрунивали над ней, отпускали всякие шуточки, намекали, что при таком изобилии поклонников она обязательно найдет свое счастье, и предсказывали, что она, несомненно, будет украшением всего проектного бюро.