Цви Прейгерзон - Бремя имени

Основательно покружив, мы оказались на Манежной площади, и вскоре я очутился в здании университета. Теперь, как вы понимаете, мне уже, действительно, некуда было отступать. Я следовал за своим «объектом» по извилистым коридорам. Прозвенел звонок, и он, не сбиваясь с темпа, открыл какую-то дверь и вошел в аудиторию. Прежде чем он закрыл за собой дверь, я успел заметить, что около ста студентов, все как один, поднялись со своих мест.

— Кто это? — спросил я стоявшего рядом человека. В его глазах мелькнуло удивление. Еще бы! Не узнать одного из светил отечественной математики! Так вот, оказывается, какие тени прокрадываются порой в синагогу!..

В который раз я листаю старые книги, и предо мной оживают страницы прошлого… Сто лет назад, во времена «хаскалы» [86] Хаскала — еврейское просветительское движение, возникшее во второй половине XVIII века в Германии, распространившееся в Восточной Европе. , почти каждое, даже самое забытое местечко со своими евреями, было затянуто в водоворот битв, от которых искры летели во все стороны. Воинственно настроенная молодежь — и хасиды, и митнагдим [87] Митнагдим (букв. «оппоненты») — название, которое дали приверженцы хасидизма его противникам из среды раввинов и руководителей еврейских общин. Центром этого движения была Литва. — вышла на улицы, объявив беспощадный бой мракобесию и фанатизму. Прошли десятилетия, но борьба продолжалась… Помнится, наше местечко буквально полыхало в огне тогдашних сражений! Но, слава Богу, все утихло и улеглось, мрак отступил. А метла Октября начисто вымела все лишнее и навела порядок в этих глухих углах. Ушли в прошлое поколения, и в пейсах, и без них, да и кто сейчас это знает!.. И только немногие оставшиеся в живых помнили еще старый язык и прежний быт.

На второй день праздника Шавуот я снова отправился в синагогу, чтобы помолиться за миллионы душ наших погибших соплеменников… И я снова увидел его в вагоне метро, в том же вчерашнем «наряде», и шапка по-прежнему закрывала половину лица… А после я не раз встречал его в синагоге по праздникам. И мне начало казаться, что мы живем с ним на одной улице, и чуть ли не в одном доме… А не в одной ли квартире? И не я ли сам это и был?..

1946

нашего друга, учителя математики Соломона Ефимовича, родился сын. Как говорится, мазаль тов [88] Мазаль тов — пожелание счастья. ! Шалом, наследник, продолжатель рода! Надо сказать, что Соломону долго не везло по этой части. Но не подумайте, что это ему было не под силу. Ибо уж кто-кто, а он мог производить этих младенцев сколько душе угодно, хоть одного за другим. Просто он долгие годы оставался убежденным холостяком, хотя кружил при этом головы женщинам направо и налево. Бедняжки порхали вокруг него, очарованные его серыми глазами и неистощимым остроумием. Короче говоря, Соломон Ефимович был великим дамским угодником, любезным с теми, кто не шел дальше охов и ахов под луной, и уж, конечно, исключительно обходительным с теми, чей любовный пыл не знал границ. И все же он ни за что не хотел расставаться с положением холостяка, за которое держался с завидным упорством. Но однажды друзьям и близким это надоело, они сговорились найти ему невесту, и нашли прелестную девушку Шейну. Но увы! Грянул сорок первый, и сватовство не состоялось. И только после того, как отгремела война, молодые встретились. К счастью, дело на сей раз увенчалось успехом. А после свадьбы у них подозрительно скоро появилось на свет дитя. Ну, а теперь, как говорится, ближе к делу! Ибо мы, можно сказать, только теперь и переходим к сути нашего рассказа.

Так вот, в тот день, когда у Соломона родился сын, он отправился домой с работы пешком. Расстояние это было немалое, обычно он добирался до дому в три приема: на трамвае, метро и снова на трамвае.

Стоял ноябрь, сырой и хмурый, на небо наползали тяжелые тучи, ветер царапал лицо колючими снежинками. Соломон торопливо шел, подставив грудь осеннему ненастью, даже не чувствуя, что слишком легко одет для рано ударивших московских холодов. А все потому, что мысль его была напряжена, а душу точило сомнение: как назвать сына?..

Соломон был записан в паспорте как Шлема Хаймович, и кому как не ему было знать, сколько волнений доставило ему в жизни это треклятое имя. В самом деле, это ли не предмет для головной боли? Нет уж, увольте! Он не станет обрекать своего первенца на вечную муку, полно, будет с них всех этих Шлем, Хаимов да Ициков! Сын должен носить нормальное, среднесоветское имя гражданина своей страны! Ибо имя у человека должно быть таким, чтобы на его крыльях можно было легко и беззаботно пролететь по жизни. Поэтому он назовет сына вполне благозвучным именем, скажем, Николай или Георгий Соломонович. А что? Ах, будь они все неладны! Потому что, с одной стороны, все это так. А если взглянуть на гойские имена с другой стороны? Ведь должна же в семье сохраниться память об его отце. Покойного отца звали просто, хоть и длинно — Хаим-Нафтали-Гирш! А если точно, то Хаим-Нафтали-Цви-Гирш! Дорогой отец… Его соседка, русская женщина, написала Соломону после войны, что немцы расстреляли отца одним из первых в местечке…

— Допустим, — продолжал он рассуждать, — у человека несколько имен. Но ведь на свете много людей в разных странах с длинными именами, и ничего — живут! Вот, к примеру, философ Георг-Вильгельм-Фридрих Гегель! Так отчего же, скажите на милость, если есть в мире такое имя, как Георг-Вильгельм-Фридрих, не быть и другому, такому как Хаим-Нафтали-Цви-Гирш? Впрочем, все это верно с другой стороны. Но хорошо, вернемся к той, первой, стороне вопроса. И как же тогда быть? Можно ли забыть, что живем-то мы в России, где гражданам не принято давать двойные или, тем паче, тройные имена! Ведь у нас тут как? Иван Иванович да Соломон Ефимович! И на тебе вдруг — Хаим-Нафтали-Цви-Гирш… Ай! Но хочешь-не хочешь, а мальчика придется назвать именно так! Ах, отец, отец!.. Разве это жизнь, когда даже имя родного отца, и то боишься произнести вслух?.. Справедливо ли это? Нет, не таков Соломон, и он не станет малодушничать!..

Но теперь наш новоиспеченный папаша, придавленный неожиданными заботами, шел уже не так легко и уверенно. День погас, на улицах зажглись фонари, и легший на дорогах снег казался голубым…

И вот наконец все свершилось, и наша компания собралась у Соломона на семейное торжество, называемое «брит-мила» [89] Брит-мила (букв. «завет обрезания») — этот обряд согласно библейской традиции символизирует союз между Богом и народом Израиля и восходит к патриарху Аврааму. . Я всегда был большой любитель еврейских праздников, а на такой попал второй раз в жизни. В первый раз это случилось давно, когда я, восьми дней от роду, был на нем страдающей стороной. Теперь же, спустя много лет, мы собрались с друзьями на обряд обрезания и так набрались, что после долго еще вспоминали об этом.