Калле Каспер - Буриданы [журнальный вариант]

— Мама, ну почему ты такая непоследовательная? Если ты сама отправила отсюда Альфреда, почему я не имею права уехать? Кстати, твой питерский племянник тоже собирается эмигрировать, только не в Эстонию, а в Латвию.

Марта без особой радости напомнила про брата, но ей ничего не остается, слишком сильно на нее давят. Но мать и теперь находит, что ответить — бедный Альфред, ну никак ему не везло в жизни, уже за тридцать, а все еще холостой, наконец нашел невесту, дочь Вайденбахов, но началась война, затем революция, поди создавай в таких условиях семью, и когда Вайденбахи собрались уезжать вместе с немецкими войсками, то любящая мать благословила сына в дорогу…

Разговор в очередной раз возвращается к исходной точке, сейчас Хуго опять скажет, что он не может заниматься родителями, ибо он — солдат революции и должен быть там, где ему велят Ленин с Троцким, что, кстати, верно и в отношении его молодой жены, которую Марта видела только мельком, такая же красная комиссарша, как и сам брат, в кожаной юбке и с револьвером… К счастью, наконец приходит Алекс, Виктория держится за его руку, и по хитрому личику дочери Марта понимает, что та дала папе полный отчет, остается только уповать, что Алекс не позволит сбить себя с толку, он ведь и сам все колебался, ехать или не ехать, недавно еще сказал, что ему предложили интересную работу, если он это разболтает, ловкая теща может легко обвести его вокруг пальца, мать и начинает сразу жаловаться и ныть, как же так, хочешь разлучить меня с единственной дочерью? Хуго выступает с еще более весомым аргументом: разве я мало тебе помогал, что с тобой было бы, с тобой и с твоей семьей, если бы я не нашел тебе работу, и кто тебя спас, когда тобой заинтересовалась ЧК? Алекс внимательно его выслушивает, но, к счастью, сомнения, кажется, позади, он спокойно выжидает, пока все выскажут свои претензии, а затем отвечает:

— Видите ли, дело в том, что мой дом не здесь. Я никогда в жизни не поехал бы в Россию, если бы Эстония была свободной, но у нас всем владели бароны-кровопийцы, предприимчивому человеку нечего было там делать, ни земли, ни работы, а сейчас ситуация изменилась, баронов прогнали, у власти, правда, не большевики, но все-таки свои, эстонцы, так что не гневайтесь, я решил вернуться на родину. Я тебе очень благодарен, Хуго, за помощь в трудную минуту, и вы, госпожа Каролина и господин Беккер, пожалуйста, не сердитесь, что я увожу вашу дочь, но делать тут нечего — у меня тоже старая мать, нуждающаяся в поддержке, и моя обязанность, как сына, быть рядом с ней…

Этим спор и завершается, все понимают, что уговорить Алекса невозможно, отец обнимает и целует Марту и детей, мать холодно прощается, Хуго хлопает за собой дверью, рявкнув:

— Не думай, что вы вечно останетесь иностранцами, скоро мы вас заберем обратно!

***

Чекисты на вокзале встречались на каждом шагу, Алекс прямо поражался, насколько сильной стала эта организация за какие-нибудь пару лет — сильной и наглой, власть явно ударила парням в голову, кто они были раньше, даже не рабочие и крестьяне, а, в большинстве своем, тунеядцы: вечные студенты, взломщики, сутенеры, а чаще всего — профессиональные революционеры, что почти вмещало в себя эти три категории, вместе взятые, они боялись охранки, играли с жизнью и судьбой, работать или учиться им было лень, и вдруг они стали пупом земли и одновременно главной опорой пролетарского государства, как тут не зазнаться, они могли ставить к стенке любого, чье лицо им не понравилось, ограбить всякого, у кого хоть что-нибудь имелось, — да, месть штука сладкая. Тут, на перекрестке жизненных путей, в месте, где встречались прибывающие в город спекулянты и убегающие из города буржуи, их характеризовала особая бдительность, и они придирались к каждому предмету. «Почему у вас столько мебели, ведь оптанты имеют право взять с собой только личные вещи?» — «Посмотрите сами, какая у нас большая семья, детям что, спать на полу?» Для людей, которые сами полжизни спали именно там, в компании с блохами и вшами, двухспальняя кровать была, естественно, недопустимой роскошью, как и трюмо и рояль, но, к счастью, они вынуждены были ограничиваться разговорами, предпринять что-либо на деле не могли, поскольку пункты договора были расписаны основательно, и Алекс выполнял их скрупулезно. «Этот буфет вы должны оставить, вывозить крупногабаритную мебель

не разрешается!» Пришлось принести мерную ленту и доказать, что все размеры буфета, ширина, высота и глубина, соответствуют требованиям. В конце концов чекисты, кажется, даже зауважали его за упорство, поскольку, когда возникли проблемы с Германом, которому, пока они дожидались отъезда, исполнилось восемнадцать, так что он вдруг оказался в призывниках, «главный» даже велел задержать эшелон, чтобы Алекс с сыном успели сходить в медицинскую комиссию. Там Алекс продемонстрировал доктору две ноги, одну Германа, больную, и другую, некой безымянной курицы, вареную, притом вторую (вместе со всей курицей) он забирать не стал, после чего врач, ни слова не говоря, выписал справку и пришлепнул ее своей печатью — езжай, мальчик, зачем пролетарскому государству инвалид!

С родины за ними отправили такой состав, словно оптировать предполагалось не людей, а коров, но благодаря обилию детей и еще одной курице Алексу удалось получить места в единственном спальном вагоне. У них оказались весьма представительные попутчики, на которых все соотечественники уже на перроне глядели вовсю, — молодой стройный профессор математики Варес со статной черноволосой женой. Алекс вспомнил, как учительница музыки его детей, Зоя, умоляла найти и для нее мужа-эстонца, чтобы выбраться из России, и подумал: интересно, а эта русская красавица, которую Варес взял под свое крылышко, такая же фиктивная супруга? Однако профессор был не только умен, но и сам красавец, за него почти любая бы выскочила и так.

Провожал их один-единственный человек, все та же Зоя. Тесть болел, теща и Хуго не соизволили даже прийти попрощаться с Мартой, а никого другого и ждать не приходилось, революция провела большую чистку, друзья-знакомые или умерли, или уехали раньше них. Арутюнова-Манучарянца Алекс больше не видел, Татьяна пропала бесследно.

Отбытия пришлось ждать долго, дети стали играть в «города», они с Мартой молча сидели рядом, обнявшись. Наконец поезд двинулся, они повернулись к окну и, пока не выехали из Москвы и даже не миновали Клин, смотрели на покачивавшийся за стеклом ландшафт, мысленно прощаясь со страной, где прошли лучшие годы их жизни.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

НОВОЕ НАЧАЛО. 1920 г.

Глава первая. Прибытие

София проснулась от того, что мать коснулась ее плеча, проснулась и хотела сразу вскочить, как привыкла со времен школы, но ударилась головой о что-то твердое и осталась сидеть.