Маргер Заринь - Календарь капельмейстера Коциня

Отец и сын пошарили по карманам, наскребли мелочишку на три рулона плотной ватманской бумаги, кисть, краски. Купили все это и поехали домой. По дороге решили завернуть в приходскую школу, к Атису Сизелену.

Госпожа Ф. долго терпела, пора дать ей высказаться, пусть закончит свои воспоминания о событиях 18 июля в Калнаверах. Вот что она пишет в своей второй тетради.

«Вечером, часам к одиннадцати, торжество в честь конфирмации Юлианы достигло апогея. Мужчины на веранде затягивали песню за песней, дамы собрались в гостиной за кофе с тортом и без умолку трещали, а молодежь разбрелась по саду, играя кто во что. Без передышки наяривал джаз-банд.

Едва только Лаймон Цал сунул нос в гостиную, как госпожа Рейтер тут же взяла его в оборот:

— Где Зинаида? Что ты там у старой липы Зиночке крикнул?

Цал прикинулся дурачком:

— Я? Я кричал?

Мы, дамы постарше, переглянулись. Дамы помоложе потупились… Дело в том, что из достоверных источников нам уже было известно, что именно крикнул Цал… Ф-фу! Он выкрикнул это некрасивое слово… Ф-фу! К тому же еще по-латышски. Про случившееся знали все. Только мать Зинаиды ничего не знала. А узнай она, так выцарапала бы глаза этому Цалу.

— В моей молодости такие словечки дозволялись исключительно в печатных изданиях, — Румпетерша растолковывала Андерсонихе. — И то давались только первая и последняя буквы. Посередине же ставили точки.

— Почему первая и последняя буквы? — удивлялась Андерсониха. — И почему точки?

— А то ты, дуреха, поняла бы, что это за слово! — огрызнулась Румпетерша.

Благоверная Рейтера все не унимается:

— Лаймон! Ступай-ка немедленно позови Зинаиду! Вот уже несколько часов, как я ее нигде не вижу. А вдруг она хватила лишку и отлеживается где-нибудь посреди клумбы?

Лаймон Цал выглядит вконец растерянным.

— Я, маман, уже искал ее… Но нет, нигде нет. И реку вброд переходил. Тоже нет… Кричал — не отзывается. Нет ее…

— Как это нет? Как же ты ее бросил?

— Я не бросал. Это она меня бросила, — говорит Цал, и у него дрожат губы. — Боюсь, не приключилось бы беды.

— Не мели вздор! Так и разрыв сердца можно получить.

— Она сказала… Она хотела…

— Что она сказала, что хотела? Отвечай же!

— Она вроде бы как хотела покончить с собой.

— Покончить с собой!!

Госпожа Рейтер упала в обморок. Неописуемый шум, смятение. Изабелла велит кликнуть господина Рейтера.

— Куда ты подевал моего ребенка, отвечай, фрукт! — схватив коротышку за горло, заорал шеф-директор фабрики.

— Я не виноват, я не виноват! — Цал выкручивался как мог. — Она сама… добровольно… по своей воле…

— С-с-ума-с-с!..

Рейтер с размаху ударил Лаймона в подбородок. Цал не упал, только пошатнулся.

Самоубийство или убийство? — вот в чем вопрос.

Дом, недавно полный веселья, обуял ужас, гости, еще недавно такие беспечные, пребывали в страхе. И, как в классической опере, сумрачному настроению подыгрывают силы природы: молния, гром! Днем духота стояла страшная, и потому к вечеру небо над Калнаверским утесом заволокли свинцовые тучи. Поднялся ветер. Вдалеке полыхают розоватые молнии… Раскаты грома возвещают о страшной беде, постигшей семью фабриканта Рейтера.

Надо действовать быстро и решительно, восклицает хозяин дома Конрад. Срочно обшарить омут, яр и ельник!

Гости врассыпную бросились во двор, кинулись к опушке леса, принялись звать и кричать что есть мочи. Карлюкалнский лесничий Живка предположил, что Зинаиду похитили чикагские гангстеры, им это вполне по силам. Он много путешествовал, и ему можно верить… Надобно, однако, прочесать и лес. Углубиться в чащобу осмелились только две парочки: Виестур Епе с Вальтрауте и Зигис Трезинь с Фридой. Как пошли, так и пропали… Потом пришлось самих искать. Господина Хаана, еще не остывшего от пощечин, Юлиана назначила ангелом-хранителем отца, поскольку господин Конрад решил проверить: действительно ли возможно, сверзившись на заднице с калнаверской кручи, утонуть в реке? Там воды кот наплакал. В этом месте. Вопрос следовало выяснить всенепременно, на Теофила такая экспертиза подействовала бы освежающе. На потеху приунывшим гостям он увлек за собой вниз и господина Хаана, и тот основательно вымок. Но им и без того не выйти бы сухими из воды, так как сию же минуту хлынул дождь…

Как только госпожа Рейтер пришла в себя, шофер умчался на автомобиле в Берзайне за полицией. Вернулся через час и беспомощно развел руками: в доме начальника полиции тоже вечер по случаю конфирмации. Шеф, его помощник и старшие полицейские во хмелю, а у младшего полицейского отпуск без содержания. Сами ищите свою утопленницу.

Дамы, едва припустил дождь, с самыми мрачными физиономиями возвратились в комнаты. О Зинаиде никаких вестей, Изабелла распорядилась остановить музыку и попросила гостей воздержаться от пения и танцев. Это уже не конфирмация, увы, это похоронное бюро… Оставалось только дожидаться рассвета».

— Где Юлиана? На дворе ведь вон как хлещет, — поинтересовалась госпожа Ф., но никто ей не ответил (может быть, и Юлиана пропала?).

Юлишка перебрала шампанского. Она сидела в садовой беседке у господина Андреянова на коленях (!) и дразнила своего поклонника.

— Как вы это переживете, дорогой? — смеялась она и теребила поэта за усики. — Вашей партнерше каюк. Понимаю, что творится у вас в душе. Несчастная Зинаида! На вашем месте я бы застрелилась.

— Может, я и застрелился бы, — мечтательно сказал Андреянов, — но отнюдь не из-за нее, а из-за вас. Потому что вы, вы меня так бесчеловечно терроризируете.

— Согласились бы застрелиться ради меня? Вот теперь вы лжете, Тангейзер!

— Да только прикажите, честное слово, пулю в лоб — и точка, — опрометчиво воскликнул поэт, — ведь я вас, я вас…

В этот миг произошло то, чего он меньше всего ожидал: Юлишка выхватила из расшитой бисером сумочки крохотный браунинг, щелкнула затвором и протянула оружие господину Андреянову.

— Прошу вас, доставьте мне эту радость. Докажите, что любите меня, стреляйтесь! Я вас ник-когда не забуду.

— Юлиана, перестаньте дурачиться… а вдруг он заряжен, — сказал Андреянов, перепугавшись не на шутку. Колени у него дрожали.

— Вы же поклялись, дали честное слово! Неужели мне придется пристрелить своего учителя?

Юлишка энергично защелкала затвором над самым ухом стихотворца… Нервы у Андреянова не выдержали. Он сгреб Юлишку в охапку и завернул ей руку. В тот же миг в самом деле прозвучал резкий сухой выстрел. Юлишка лихо свистнула и сбежала вниз по ступенькам.

— Видите, какая удача, — сказала она, стоя под струями дождя. — И герой Достоевского жив остался, и честь его спасена. Выстрела никто не слышал, он совпал с раскатами грома в небесах. Ох и пугливый же вы тип. Я внимательно всматривалась в ваше лицо, но не сумела заметить даже проблеска героического, — усмехнулась Юлиана.