Маргер Заринь - Календарь капельмейстера Коциня

Это был обыкновенный крестьянский двор. Ощупью добравшись до крыльца, Зинаида принялась что есть силы колотить в дверь и звать хозяев. Ни души! «Крепко спят, наверное», — решила она, обошла кругом и постучала в окно. Стучала она довольно долго. Все напрасно! Пустой, заброшенный дом…

В эту минуту дождь хлынул как из ведра. Зинаида спряталась под навес. Что же делать? Приглядевшись, она заметила на противоположной стороне двора широко распахнутые двери.

— Там, должно быть, сарай, — сказала она себе. — А в сарайчики крестьяне летом свозят сено. Зароюсь в сено и переночую, иного выхода у меня нет.

Отцу Зинаиды принадлежит хутор на реке Гауе, потому дочь неплохо знакома с романтикой сеновалов. Она забралась в стог, укуталась попоной и тотчас уснула. Около полуночи беглянка проснулась от необычного шума. На двор, громыхая, въехала крестьянская телега. Лошадь остановилась у самых дверей сенного сарая, во дворе послышались мужские голоса. Говоривших было двое. О чем они толковали, Зинаида разобрать не могла, но вдруг ее охватил дикий страх.

«Это разбойники, — решила она, — а хутор — воровской притон».

Зинаида замерла и притаилась, сдерживая дыхание. Один из разбойников зашел в сарай, принюхался и сказал:

— Черт возьми, Марис! Тут пахнет барышнями.

А второй разбойник ответил ему:

— Я, батя, вчера сушил тут выстиранный пуловер. Этот запах, к твоему сведению, именуется «Wiener Blut». Чем дешевле одеколон, тем дольше воняет, старая истина.

Тут первый разбойник проворчал что-то, а тот, который назвал его «батей», зажегши посреди двора фонарь, распряг и отвел в стойло коня. Старик еще раз зашел в сарай, чтобы понюхать воздух, но молодой позвал его в дом и запер входную дверь. Слава богу, обошлось…

«Как только солнце взойдет, незаметно удеру, — решила Зина и закуталась плотнее в попону, потому что ее трясло от страха. — Должно же быть поблизости жилище честных людей. Попрошу их, чтоб отвезли меня назад в Калнаверы».

Отец с сыном возвратились из Берзайне глубокой ночью. На обратном пути завернули к Атису Сизелену. Марис непременно хотел завезти своему первому учителю фортепьянной игры контрамарку на концерт в среду. Атис Сизелен не желал отпускать дорогих гостей. Марис должен явить свое искусство, к его услугам старое школьное пианино, на этом инструменте он упражнялся десять лет назад, извлекая первые звуки. Старый учитель взахлеб рассказывал, как это было… Когда же наконец отец и сын собрались в дорогу, налетела буря, пришлось подзадержаться. Дождь все лил и лил, и дорога совсем размокла. В Межсарги они притащились только после полуночи.

Марис сразу пошел спать. Вставать ему спозаранку, шлифовать концертную программу, в последние два дня он почти не подходил к фортепьяно. Что правда, то правда.

Спал он как убитый… Встал, открыл окно и принялся за силовую гимнастику. Утро чудесное! Трава во дворе и приречные луга обсыпаны серебром, вчерашняя гроза смыла зной и пыль, воздух как парное молоко — теплый и душистый.

Он сел за фортепьяно, стал повторять пять вальсов Шопена, которые задумал играть во втором отделении концерта.

H-moll… си минор: тональность, специально созданная для воспевания радостей и страданий любви (короче говоря — два диеза романтиков). Оба эти понятия чужды Марису, они существуют для него только в музыке. Поэтому он счастлив и независим. Музыка — его единственная возлюбленная. Женщин Марис презирает, так как они тянут за собой воз неприятностей: маленькое венчаньице, маленькие детки, маленькие проблемки, маленькая дачка в маленьком поселке, маленькие рецензии и маленькие драмы, а также отнюдь не маленькие хлопоты и заботы… Только отринув все мелочное и незначительное, можно прийти к великому и возвышенному. Ведь одинок же идущий в гору. Не возьмет же он с собой ни жену, ни детей. К сияющим вершинам могут, конечно, карабкаться и несколько одиночек сразу, безопасности ради в одной связке… Но Монблана достигнет лишь один из них, иначе какой же это подвиг… Des-dur сверкает серебром, как снег на горных пиках, от него веет бодростью и чистотой, возникает желание дышать полной грудью, и смеяться в полный голос, и ликовать…

Марис уже проникся пьесой Шопена. Левой рукой акцентирует синкопированный подголосок, извлекает мелодию подушечками пальцев. Не ударами по клавишам, а легкими прикосновениями — нежными, ласковыми. Струны резонатора, отзываясь на ласку, начинают вибрировать. Вибрирует воздух, вибрирует и тень в окне…

Или это Марису кажется, что тень колышется, расширяется, пытается заслонить собой свет? Он оглядывается через плечо и в изумлении опускает руки. В окне — привидение. Женщина сверхъестественной — или нет, вернее, неестественной наружности. Светлые, коротко стриженные волосы словно встрепаны ветром. В лучах солнца — нимб вокруг ангельской головки. Усеянный веснушками нос свидетельствует, однако, что это не ангел, а дитя человеческое.

Марис встает, подходит к окну и с любопытством разглядывает привидение. Это девушка, в измятом белом платье до пят, босоногая. Неподвижно уставилась на Мариса — и не шелохнется. Наконец приоткрыла ротик, выдохнула:

— Это биль Шоп’хен…

— Откуда вы взялись?

— Valse As-dur…

— Где? Что? Я спрашиваю, черт возьми: откуда вы взялись?

Теперь и отец, заслышав голоса, подошел со двора к окну и диву дается. Ни дать ни взять полоумная забрела к ним на хутор. С нею надо разговаривать помягче, ни в коем случае не дразнить… Как бы не разбуянилась…

— Барышня, как вас звать-величать? И откуда вы тут появились?

— От господин Конрад. От баль. Я в этот лес заблудилься. Ну, что уставилься, как больван?

Теперь обоим ясно, что произошло. Это одна из барышень, гулявших в Калнаверах по случаю конфирмации хозяйской дочери. Хлебнула, видно, лишку. Ну и фокус! Потому и переночевала в сарае.

— То-то мне вчера показалось, — говорит отец.

А барышня стоит за окном и таращится на Мариса. Вот это сюрприз! Стройный, сильный, загорелый мужчина в модном белом пуловере. На груди знак качества — Angora Supermarkt. Довольно длинные волосы, кудри откинуты назад. Настоящий артист! Вот только глаза хитрющие, такие глаза могут быть и у разбойников. Полная противоположность Цалу. Анти-Цал. К тому же — музыка…

Зинаида считала себя знатоком и ценителем искусства. Сама бренчала на рояле. Посещая гимназию, она не пропускала ни одного концерта в Доме Черноголовых. Мать Зины, полька по происхождению, была лично знакома со знаменитым Николаем Орловым. Великий исполнитель Шопена какое-то время гостил у них в Берзайне. Зинаида могла спеть почти все вальсы Шопена (если Шопена вообще можно спеть). И надо же такому случиться, что в тот момент, когда она собиралась вылезать из сарая и давать деру, в доме зазвучал медленный вальс a-moll, а за ним дивный Es-dur, божественный Des-dur и женственный e-moll. Когда под конец Зинаида услышала и свое самое любимое фортепьянное произведение Valse As-dur, любопытство ее одолело. Тихонечко подкралась к окну посмотреть, кто же там в комнате играет ее любимые вещи.