Станислава Флешарова-Мускат - Мост над бурной рекой

— Газеты стоят недешево, — заметила вполголоса Доминика.

— Сейчас мы проезжаем по Калье де Толедо, — продолжал Хуан. — Это один из старейших районов Мадрида. Конечно, в сравнении с Толедо Мадрид — город, можно сказать, юный. Пуэрто де Толедо — Толедскую арку, через которую мы будем сейчас проезжать, — начал строить Наполеон. По идее, она проектировалась как триумфальная…

«Кто только не строил на испанской земле, — подумалось Лукашу. — Иудеи, римляне, вестготы и мавры, наконец — испанцы, и каждый оставлял здесь какой-то след в архитектуре; стили и формы, смешиваясь между собой, по мере смены веков и эр создавали неповторимую прелесть унаследованных и преображенных архитектурных традиций». Отец давно собирался отправить Лукаша в такую поездку, понимая, что она ему необходима. Сам он хорошо знал Испанию еще по тем временам, когда сразу после войны некоторое время жил в Западной Европе, прежде чем решился вернуться в родную Польшу.

— Мансанарес! — воскликнул Хуан, и правильно сделал, придав голосу особую значимость, ибо без этого никто бы не обратил внимания на полувысохший и грязный ручей в каменистом русле.

— Не хотелось бы мне оказаться рыбкой в испанской реке, — проговорила Доминика. — А посмотри, что остается щипать коровам на этих жалких пастбищах.

Они ехали теперь по выжженной солнцем, бесплодной земле кастильской Месеты. Лукаш взял руку Доминики и незаметно поцеловал. Она повернула голову, взглянула вопросительно.

— Ты думаешь о том же, о чем и я, — пояснил он.

— Это и понятно. Скажи, — переменила она тему, — хотя ты и предпочел бы минуту помолчать, но скажи все-таки, как мне поговорить с мисс Гибсон?

— О чем именно?

— Ах, мы же говорили об этом вчера… — досадливо поморщилась Доминика. — После возвращения из Толедо нам предстоит еще одна ночь в Мадриде, а потом все мы едем в Кордову и сюда больше не вернемся. Мисс Гибсон будет дополнительно заказывать в Кордове для нас номер. Или… номера? А вдруг ей придет в голову поселить меня в одном номере с какой-нибудь из этих американок?..

— Она же знает, что мы живем с тобой в одном номере.

— Может, она думает, что мы муж и жена. Она же не видела наших паспортов. И я совсем не уверена, улыбнется ли она так же, как портье в мадридской гостинице.

— Почему?

— Не знаю. Может, она — вредина.

— Почему она должна быть врединой?

— Сегодня она не так любезна, как вчера.

Какое-то время они рассматривали профиль мисс Гибсон, сидевшей на переднем сиденье. В уголках ее губ — ни тени улыбки. Неужели сидящий с ней рядом Хуан, который, казалось, даже сидя отплясывает огненное фламенко, не вызывает в ней потребности мобилизовать все свое очарование?

— Возможно, она не выспалась, — предположил Лукаш, — или плохо себя чувствует. Такое ведь может случиться?

— Не знаю, мне всюду спится прекрасно.

— Это я успел заметить.

— Не зловредничай!

— Тебе показалось.

— Ну ладно, так что же мне все-таки сказать мисс Гибсон?

— Скажи ей, что спишь в одной постели с совершенно чужим тебе мужчиной и просишь в этом тебе не препятствовать. А хочешь, я сам ей скажу?

— Упаси бог!

— Почему?

— А вдруг ей тоже захочется спать с совершенно чужим ей мужчиной — с девушками такое порой приключается, — а кандидатов в автобусе я не вижу.

— А Хуан?

— Он слишком профессионально красив. Ей, быть может, нравятся парни неухоженные, чуть робкие, не слишком модно подстриженные…

— Надо понимать — это я?

— Ну, раз уж ты сразу догадался. — Доминика, на мгновение обернувшись, убедилась, что все сидящие сзади заняты созерцанием мелькавшего за окном ландшафта, и быстро поцеловала его в щеку. — Все проблемы с мисс Гибсон я буду решать сама.

— Сделай одолжение.

Белый спортивный автомобиль старался обогнать их автобус, но удалось ему это лишь с помощью клаксона. Водитель автобуса отвернул чуть вправо, к обочине, и недовольно глянул вниз на торопливо бегущий, похожий на таксу автомобильчик, казавшийся таким крохотным рядом с огромным автобусом.

— Это же Асман! — вскричали чуть ли не хором американки, сидевшие с той стороны у окон. Мисс Гибсон вздрогнула, но не сдвинулась с места. Доминика посмотрела вниз:

— Точно, Асман.

— Наверное, тоже едет в Толедо…

— В отеле говорили, что он поедет в Торремолинос. — Доминика прикусила губку. — Жаль, — добавила она после довольно долгой паузы.

— Чего жаль?

— Не знаю чего. Когда он появлялся в кафе в своей замызганной куртке и официанты начинали порхать по залу, чувствовалось — что-то происходит, и вообще создавалось ощущение какой-то причастности к жизни великого человека.

— Ты испытываешь такую потребность? — спросил Лукаш с неведомо отчего вспыхнувшим раздражением.

— Ах, нет! Но ты же знаешь, с каким почтением я отношусь, например, к твоему отцу…

— Конечно, солидные, хорошо обеспеченные люди…

— Как не стыдно! — обиделась Доминика.

Она отвернулась и с преувеличенным вниманием стала рассматривать старательно уложенную прическу впереди сидящей американки. Та словно это почувствовала: угощая свою соседку шоколадом, вдруг повернулась и протянула плитку, обернутую серебристой фольгой, Доминике.

— Угощайтесь, пожалуйста!

— Спасибо, — растерянно прошептала Доминика.

В Польше по меньшей мере с год шоколада было не достать, если не хватало терпения и сил выстоять за ним в длиннющей очереди. Порой мать приносила коробку шоколадных конфет, преподнесенную ей в больнице благодарным пациентом, но в последнее время, после введения карточек, и это прекратилось. Избегая взгляда Лукаша, Доминика отломила маленький кусочек.

— Не стесняйтесь, пожалуйста, — воскликнула американка. — Я знаю — с шоколадом у вас трудно. У моей подруги родственники живут в Польше. Они постоянно просят прислать им кофе и шоколад.

— Это временные трудности, — Доминика отломила кусочек побольше и не спеша поднесла его ко рту. — Наверняка мы скоро их преодолеем.

— О-ля-ля, — американка улыбнулась, — на это потребуется время. — Меня зовут Лаурен Клайд, — представилась она, — а это моя подруга, Сильвия Брук. Мы обе работаем в библиотеке в Лос-Анджелесе.

— Очень приятно. — Доминика долю секунды раздумывала, стоит ли ей тоже представляться и как сделать это покороче. Потом сказала: — Доминика Якель, студентка. Изучаю художественное ткачество в Академии изобразительных искусств в Варшаве.

— Ах, как интересно! — с вежливым восторгом воскликнули американки.

У Лаурен Клайд было молодое цветущее лицо и совершенно седые волосы. Ее изящная серебристая прическа казалась париком на шаловливом сорванце, которому вдруг вздумалось предстать пожилой леди. Сильвия Брук выглядела значительно моложе ее, у нее были натуральные темно-русые волосы, но во взгляде читался покой достаточно зрелой женщины, знающей жизнь ровно настолько, чтобы не питать в отношении ее ненужных иллюзий.