Станислава Флешарова-Мускат - Мост над бурной рекой

— Значит, и ты тоже радио слушаешь? От поляка заразился? — насмешливо бросает Гарриет.

— Нет, просто по утрам, за бритьем, я обычно слушаю радио, — словно оправдывается Мануэль.

«Жаль, — думает Гарриет, — столько времени ухлопали на эту Доминику, впустую потратили столько дней, хотя испанцы совсем не дурны, какой смысл было хранить верность Яльмару? Если подумать — настоящие идиотки!»

— Да, похоже, цены на хлеб и все мучные изделия в Польше вот-вот подскочат, — вставляет замечание и Карлос. — Крестьяне не хотят снабжать город.

— Почему? — опять спрашивает Ингрид. Внимательно наблюдая от скуки за вестибюлем, она почти не обращает внимания на своих собеседников и лишь изредка для приличия включается в разговор, задавая ничего не значащие вопросы.

— Им невыгодно, — раздраженно поясняет Гарриет. — Доминика же говорила, что Польша — такая страна, где никому ничего не выгодно.

— И все же я не понимаю — почему?

— Этого никто не понимает. Доминика и об этом говорила. Лучшие умы ломают там над этим головы, и все без толку.

— Мой папа мог бы подсказать им, что надо делать, — ворчит Ингрид. — Он никогда не берется за то, что ему невыгодно.

Раздается хлопок откупоренной бутылки шампанского, и все обращают взгляды на столик Асмана, наблюдая, как в высокие бокалы, шипя и пенясь, льется игристый напиток.

— Может, и нам выпить? — предлагает Яльмар.

— Теперь уже не стоит. — Гарриет явно не хочется звать официанта. — На Сакромонте у цыган наверняка найдется что-нибудь выпить. Поедем сразу, как только американцы вернутся.

— Мне уже осточертело это фламенко, — говорит Ингрид, не переставая внимательно следить за происходящим вокруг. Вот какая-то пожилая дама в соломенной шляпке прямо у стойки бара выпивает подряд две рюмки коньяку и отодвигает от себя блюдо с закусками. — Всюду нам показывают фламенко. В каждом городе.

— Полагают, что для вас это экзотика! — улыбается Карлос. — Но мы-то за что страдаем?

«О чем он с ней болтает, этот Асман? — злится Гарриет. — И вообще, как ему удалось вытащить ее из нашей компании? Еще в Торремолиносе он шлялся с ней по портовым улочкам, то и дело уходя от поляка и своего импресарио, который, по-моему, действует ему на нервы. А вообще, куда этот импресарио делся? Ему бы, черт побери, сидеть здесь да держать ухо востро. Нет, не удастся ему увезти отсюда Асмана на гастроли, пока она здесь». Вся надежда теперь на завтрашний телефонный разговор с Мадридом, в котором по просьбе поляка обещала принять участие мисс Гибсон, и, может, она уговорит ускорить ремонт их «фиата». Вот тогда уж эта парочка уберется наконец восвояси. Хотя и это не решает проблемы. Доминика с Асманом или Доминика с Лукашем — это все равно Доминика под опекой. А ей нужна Доминика совсем одна, снедаемая своей страстью к соблазнам мира, предоставленная самой себе. Вот только тогда, тогда только еще можно надеяться…

В вестибюль вбегает человек, да, не входит, а именно вбегает, он торопится и сразу направляется прямо к стойке портье. Молодой светловолосый человек — что в Испании сразу же привлекает внимание — спортивного вида и довольно небрежно одет, без какого-либо багажа, в руке только солнцезащитные очки. Не иначе американец или англичанин: во всяком случае, к портье он обращается по-английски. Ингрид внимательно наблюдает за ним и даже вытягивает шею, поправляя очки на своем обгоревшем носу. Диалог между портье и юношей затягивается: то ли молодой человек говорит недостаточно внятно, забыв, что он не в своей стране, то ли портье не слишком хорошо знает английский, но, так или иначе, он зовет на помощь коллегу, и только теперь, как бы пользуясь наступившей в их разговоре паузой, Ингрид негромко сообщает:

— Он ищет Асмана.

— Кто? — Гарриет живо поворачивается к портье.

— Да вот этот светловолосый тип в оранжевой куртке. Он спрашивает Асмана, а портье никак не может его понять.

— Скажи ты, что Асман здесь.

— А разве он здесь? — растягивая слова, с ехидным злорадством спрашивает Ингрид.

Все разом устремляют взгляды к столику дирижера, но там нет ни его, ни Доминики. Крабы на тарелке не тронуты, шампанское еще пенится в бокалах…

— Да он же был здесь минуту назад! — восклицает явившийся на помощь портье второй служащий отеля. — Спросите у официанта в баре.

— Не буду я ничего спрашивать у официанта. — Молодой человек достает из заднего кармана банкнот, подзывает боя: — Оплатите такси. А Сэма Блюинга тоже нет? — обращается он снова к портье.

— Мистер Блюинг поехал в аэропорт. Кажется, именно за вами.

— Вероятно, мы разминулись. — Молодой человек несколько успокаивается и направляется прямо к столику, покинутому дирижером, садится, выпивает вино из обоих бокалов, кладет на тарелку крабы. — Да, — бесцеремонно, через весь зал кричит он портье, — прошу приготовить мне номер рядом с апартаментами отца.

— На какой срок? — тоже через весь вестибюль уточняет портье.

— На одну ночь. Завтра я должен вернуться в Лондон.

— О! А вот и мистер Блюинг! — Портье улыбается входной двери, словно увидел там самое дорогое для себя существо. — Вот и мистер Блюинг!

— Сюда! Сюда! — зовет Блюинга молодой человек, махая салфеткой.

— Джек! — Потный и запыхавшийся Сэм пробирается меж тесно стоящих столиков. — Джек! Я же ездил за тобой в аэропорт!

— Вероятно, мы разминулись.

— Я до последнего чемодана ждал тебя в багажном отделении.

— А у меня нет багажа.

— Совсем никакого?.. Даже дорожной сумки?

— Какая сумка? Получив телеграмму, я вскочил в такси и помчался в аэропорт. Найди мне зубную щетку и пасту.

— Спасибо! Спасибо, что прилетел.

— Ты должен мне пятьдесят долларов за такси. Я объехал четыре отеля, пока попал сюда. Что, трудно было сообщить адрес?

— Я его не знал. Знал только, что отец из Торремолиноса поедет с группой в Гранаду.

— С какой группой? И вообще, что происходит? Послезавтра мне играть с Тиллем Вильдерсоном, и ты должен понимать, насколько это важно.

— Я понимаю, потому еще раз спасибо, что прилетел. — Сэм вытирает платком вспотевшие лицо и шею.

— Выпей шампанского, — предлагает ему Джек.

— Ты успел заказать?

— Это не я. За этим столиком сидел отец.

— Где же он?

— Не знаю. Может, сбежал, увидев меня, а может, просто ушел. Во всяком случае, портье утверждает, что он сидел тут. И, как видно, не один.

— Не один, — соглашается Блюинг. Он залпом выпивает шампанское, налитое Джеком в бокал Доминики, и вновь принимается вытирать потное лицо.

«Удрал, — думает Гарриет, вместе со всеми прислушиваясь к разговору американцев. — Удрал с ней, и, конечно, они не появятся на Сакромонте или будут смотреть и танцевать фламенко в другом цыганском гроте, не там, где вся группа. Где же Лукаш? Неужели не удалось извлечь его из автобуса? Он наверняка слушал там радио. Этому простаку все еще кажется, что слушать радио важнее, чем оберегать свою идиотку, он убежден, что увезет ее отсюда и на том все кончится, не хочет трепать себе нервы, а может, просто делает вид, изображая каменное спокойствие и равнодушие?»