Станислава Флешарова-Мускат - Мост над бурной рекой

— Знаешь, он, по-моему, сошел с ума! — говорит Сэм Джеку.

— Кто?

— Твой старик. Столько лет с ним не было никаких хлопот, и вдруг — на тебе… Я вынужден, вынужден был тебя вызвать!

— Скажи наконец, в чем дело. Сходить с ума можно в общем-то по-разному.

— Он не соглашается на еще один концерт в Лондоне.

— Гм… Ну и что тут такого? Его право. Может, он устал? Я тоже, если не в форме…

— Но это еще не все. Он вообще не хочет ехать на гастроли ни в Париж, ни в Брюссель, ни в Лондон.

Джек кладет обратно на тарелку поднесенный было ко рту кусок краба.

— Как? Вообще не хочет ехать?

— Представь себе!

— И почему же?

— Говорит, что ему не хочется работать.

— Может… он болен? — встревожился наконец и Джек.

— Будь он болен, не танцевал бы фламенко! — взрывается Сэм. — Да еще с кастаньетами! Жаль, ты не видел.

— Жаль, — улыбается Джек.

— Что тут смешного? Джек, твой отец на старости лет свихнулся! И если ты не поможешь ему понять, как нелепо все это выглядит…

— Девчонка? — спрашивает Джек, улыбаясь.

— А как ты думаешь — кто с ним сидел здесь, за этим столом?

Гарриет не интересует, что скажет импресарио о Доминике: у нее сложилось о ней собственное мнение. Ей нужно лишь полное поражение девушки, хотя она и не желает ей зла, нет, зла она ей не желает, но так уж устроена жизнь: если кто-то обретает, то кто-то другой теряет. Вот, кажется, и близится к развязке вся эта история. Импресарио затем и притащил сюда сына Асмана, чтобы совместными усилиями отправить маэстро на гастроли. Ах, каким интересным обещает быть их разговор!

— Хотелось бы мне иметь билет на этот спектакль! — произносит она вслух.

— На какой спектакль? — спрашивает теперь уже не только Ингрид, но и все сидящие за столиком.

— На тот, который здесь разыграется. Я имею в виду Гранаду, а может, и пещеры на Сакромонте. Яльмар, закажи, пожалуй, все-таки шампанское. Мы не поедем на Сакромонте с американцами, приедем позже. Какой смысл все время скучать в их компании?

— А вот и Лукаш! — извещает Ингрид.

— Где?

— Да вон стоит в дверях, оглядывается по сторонам — наверное, ищет Доминику.

— Эй! Лукаш! — кричит Яльмар. — Мы здесь!

Лукаш медленно подходит к столу и садится на придвинутый ему стул.

— Доминика поехала с американцами по магазинам, — говорит Яльмар, стараясь упредить Ингрид и Гарриет, которые, не дай бог, ляпнут правду, но невольно испытывает неловкость и досаду, когда Лукаш слишком поспешно соглашается:

— Я знаю.

— Женщины вечно что-нибудь покупают, — торопится вставить и Карлос. Неловкость испытывает и он, и Мануэль, который тут же добавляет:

— Нам, мужчинам, не нужно столько вещей. Я, например, могу целый год проходить в одних и тех же брюках.

— Можешь, только не ходишь — нужда не заставляет, — скептически замечает Гарриет. И она скрепя сердце старается поддержать выдвинутую версию — вот уж никак не думала, что юнцы поведут себя столь благородным образом, и все же почему-то благодарна им за это. — Получил письмо из дома? — спрашивает она Лукаша.

— Нет, не от отца из Лимы, — Лукаш трогает конверт, торчащий из кармана рубашки. — А из Варшавы — от сокурсницы.

— Есть утешительное?

— Скорее, нет.

К счастью, официант приносит шампанское, разговор прерывается, и все с показным вниманием следят за процессом наполнения бокалов пенистым напитком.

— В Испании я приучилась пить шампанское без всякого повода, — говорит Гарриет.

— Что значит — без повода? — спрашивает Карлос.

— У нас шампанское пьют на Новый год, на именины или день рождения, на свадьбах…

Мануэль поднимает бокал.

— Все потому, что шампанское у вас не растет, а у нас растет, и потому мы пьем его, когда захочется.

— Выпей, Лукаш! — просит Ингрид. Придвинувшись к Лукашу, она по своему обыкновению близоруко разглядывает его в упор и слегка поглаживает по руке. — Знаешь что? Давай поедем на Сакромонте с нами.

— Вероятно, мне придется ехать… с группой.

— Ничего не случится, если один раз сбежишь. — Продолжая гладить Лукаша по руке, Ингрид заглядывает ему в глаза: — И Доминике это пойдет на пользу.

— Что пойдет на пользу Доминике? — глухо спрашивает Лукаш.

— Чуточку потосковать о тебе. Мы, девушки, так уж созданы, поверь мне.

— Конечно, ты поедешь с нами, — решает Гарриет, все ее поддерживают, атмосфера за столом сразу становится сердечной, хотя и несколько шумной, но ведь шумно бывает всегда, когда пьют. Шум, вызванный шампанским, заключает в себе некое особое очарование, и никто не в претензии, разве что те два американца за соседним столом, занятые своим непростым разговором. Они на минуту прерывают его и задумчиво смотрят на развеселившуюся компанию.

— Это сын Асмана, — говорит Гарриет, хотя Яльмар надеялся, что она воздержится от этой информации.

Лукаш не спеша поворачивает голову.

— Сын Асмана? — переспрашивает он подчеркнуто безразличным тоном, порождающим у всех некоторую тревогу.

Тогда Гарриет тоже с плохо наигранным равнодушием добавляет:

— Наверно, в Испании у него какие-нибудь соревнования. Ведь это Джек Асман, теннисист, ты слышал о нем?

— Слышал, — кивает в ответ Лукаш и тут же спрашивает: — А с отцом он уже виделся?

— Нет. Он только что приехал из аэропорта и ищет его, справлялся о нем у портье, — поясняет Ингрид.

— Как же так? В газетах пишут, что послезавтра в Лондоне у него матч с Тиллем Вильдерсоном.

— Ты интересуешься теннисом?

— Как и всяким спортом.

Джек устало смотрит на Блюинга.

— Ты думаешь, мы его найдем?

— Надо искать! — Сэм вскакивает из-за стола. — Боюсь, это потребует времени.

— Я же тебе сказал — у меня послезавтра матч в Лондоне! — Джек тоже встает. — Стол оплачен? — спрашивает он у кельнера.

— Нет, сэр, — смущенно отвечает тот.

— Заплати! — обращается Джек к Сэму.

— Я?!

— А кто меня сюда вытащил? Предупреждаю, за номер платишь тоже ты. И стоимость авиабилета возмещаешь.

— Он мне за все заплатит, — ворчит Сэм и громче добавляет, обращаясь к кельнеру: — Запишите на счет мистера Асмана.

— Которого? — спрашивает кельнер, уже уловивший ситуацию.

— Старшего, конечно.

В небольшом, удаленном от туристских маршрутов кафетерии Асман заказывает то же самое, чему они не успели отдать должное в баре отеля «Версаль»: шампанское и крабы.

— Нам пора возвращаться, — тревожится Доминика. Она позволила увести себя из отеля и теперь об этом сожалеет, испуг и протест волнами накатываются на нее. Она не хочет верить, что Асман из-за нее отказывается от гастролей, и, хотя знает: вся группа думает именно так, считает это абсурдом и свойственным любой сплетне преувеличением ничего не значащих фактов. — Нам пора возвращаться! — повторяет она.