Леонид Жуков - Злая фортуна

— Адрианыч, расскажи про революцию.

— А зачем она тебе? Что для тебя сделала революция — как был дураком, так и остался им!

— Ну, легче!

— А что легче? Не прав, что ли? Да если тебя поставить рядом с образованным человеком из дворянского сословия, ты ему в подметки не годишься!

— А ты хоть захватил революцию-то?

— Здравствуй!

— Ты никак не мог захватить ее, а если даже и захватил, то ничего не должен помнить, потому что пешком под стол ходил.

— Как же это я не помню? Мою бабку звали Марья Нестеровна, у Марьи Нестеровны собрались петлюровцы и выпивали. Поставили шашки в угол, разделись, расстегнули рубахи, сняли ремни и отдыхали, откинувшись на спинку стула.

Марья Нестеровна принесла им пирогов, маринад и таежных грибов на закуску. Заранее были приготовлены постели, из сундука вынули белые простыни. Молодая девка стреляла глазами и бойко выглядывала из-за печки. Главный облюбовал ее и крутил ус. Марья Нестеровна принесла бутыль самогонки. Самогонка была крепкая, как синильная кислота, и напоминала цветом глыбу зеленого льда, выброшенную на берег. Пили, а на душе было гадко, потому что собрались делать мерзкое дело, за которое нужно отвечать перед богом.

Самый жестокий бандит встал из-за стола, поднял руку с рюмкой на уровне груди и сказал тост:

— Предлагаю выпить за командира эскадрона Мызникова и его коня!

Адрианыч в ударе:

— Знаешь, как в тайге охотятся на куропаток? Слушай. Называется это охота с бутылкой.

Идет охотник на лыжах и держит за пазухой бутылку с горячей водой. Тихо, красиво, небольшой снежок падает с неба. Куропатки сидят на макушках деревьев, как статуэтки, и наблюдают за охотником. Охотник не подает виду, вынимает бутылку и втыкает ее в снег через равные промежутки. Снег топится от горячей бутылки, и образуется вмятина с узким горлом внизу. Питаться зимой куропатке нечем. Единственная надежда — отыскивать бруснику под снегом. На дно образовавшейся лунки охотник бросает ягодку и едет дальше. Куропатка тут же замечает ягодку и слетает к ней. Просунувшись в горло бутылки и взяв ягодку, она уже не может вынуть назад головенку…

Когда Адрианыч умер, сняли деревянную ногу и хотели сжечь ее. Распилили пополам — а оттуда стали бабочки вылетать.

Канун Нового года. На почту пришли дуры-гимназистки купить открыточек. Гимназисткам пора замуж. Самые отчаянные преступления на почве любви свершаются в этом возрасте! Они свежи, веселы и здоровы, как нормандские лошади. Считается, что лучшие кормилицы бывают при наступлении поры возмужания, потому что лучшие соки организма накапливаются и ищут выхода. Хохочут, не знают, что писать и кому посылать эти дурацкие открыточки. Их читают с таким же отвращением, с каким писали. Мамаши гимназисток всю жизнь ходят в детях и относятся к открыточкам настолько серьезно, что открыточки заменили им церковь. Раньше скупали индульгенции, теперь ходят в газетный киоск.

Открыточки и правда красивые: развешанные на стене веером, они представляют целую флору ботанического сада. Глянцевитые, лакированные — самых нежных цветов, рассчитанных на уловление дешевых слащавых чувств, — начиная от лилового ириса и кончая огненно-розовым пылом, напоминающим щеку Венеры, — они куда милее сводных картинок! Вот на одной из них изображена живая хвойная ветка в каплях воска. На ветке висит горящая золотая игрушка, в которую можно глядеться, как в самовар. Это плод выдумки немцев, от которых пошли открытки. Для немцев Новый год — ритуальный праздник, на котором они могут даже публично совокупляться, как какие-нибудь хампсы в Египте…

Открыточками торгует бочка сала, в которую превратился тихий и беззащитный евнух, неопрятный и слепой. Он оказался ни на что не способным, не смог даже стать юристом. Его как будто разбудили, вытащили из курятника. Он в роговых очках, сбоку открытый сейф, дающий ему право напускать на себя важность. В сейфе всего тридцать копеек. Он ревностно считает их, словно разглядывает в подзорную трубу светила, и сбивается со счета, требует, чтобы девочки перестали смеяться, обиженно уставясь на них поверх очков, без которых видит лучше.

Девочкам пора замуж. Они не знают, куда девать энергию, так и вертятся, играют крупами и стреляют глазами, вызывающе хохочут, завидев вошедшего военного. Он подошел размашистым шагом, развевая фалдами длинной шинели, к окошку и спросил письмо до востребования. Гимназистки перестали смеяться и навострились, угадав шестым чувством любовную интригу. С какой жадностью во взорах они провожали его, когда он уходил, — словно потеряли упущенную возможность побывать на небе! Прежние кирасиры, волонтеры и господа гусары могли привлечь даму с розой в волосах, как какой-нибудь Эскамильо верхом на быке. Но теперешние солдаты вызывают жалость и неприятное чувство, по поводу которого Бердяев выразился так: «Когда я на улице встречаюсь с военным, у меня портится настроение на весь день».

Мамаши недалеко ушли от дочерей, во всем себе отказывают, жертвуя для них жизнью и испытывая крайнее томление по внуку… Вскормленные на лакомствах, они так соблазнительны, что лучше не смотреть на них, как это делал Ньютон, который прожил восемьдесят лет и ни разу не подошел к женщине. Будь то в деревне с ее развращенными нравами, вопрос разрешился бы просто, а тут, в городе, они томятся, как в монастыре.

Склонившись, как запорожцы, сочиняющие письмо турецкому султану, они старательно выводят новогоднее поздравление своей учительнице, восковой старушке, давно прикованной к постели, встать с которой ей теперь уже не придется. Лежит она с голой розовой головой, как птенец, покрытой редким серебром, а на столе рядом с лекарствами — горсть квашеной капусты, принесенной чужими людьми, которую зубами-то не разжуешь; потому ее и не жаль пожертвовать безродной беззубой старушке.

Прилежные ученицы поздравляют ее с Новым годом, с новым счастьем и желают ей «богатырского здоровья».

Страшно нескладный каторжанин с худыми загорелыми скулами, черными нечесаными волосами и поразительно косым глазом, которым медленно и непонимающе пятит кверху, как-то очень скромно приземлился на боковое место в вагоне, как лишний гость, и слился с мраком, отделяющим это место от прочих падающей тенью от верхней полки, на которую он беззвучно положил огромный красный чемодан. В таких же красных сапогах ходят азиаты в метро, когда те приезжают на сельскохозяйственную выставку.

Проводница, совсем запутавшаяся со своими сырыми постелями, словно ее заставили умножать многозначные числа, сказала ему, что он сел не на свое место. Мужик послушно встал, проявил смирение, как лев перед собачкой. Когда он выпрямился в своем чудовищном росте и потянулся наверх за чемоданом, одетый в комбинезон, сшитый целиком, как костюм для медведя, то забыл на крючке мокрую от пота кепку.