Давид Лившиц - Забыть и вспомнить

- А что такое «эпиграф»?

- Много будешь знать – быстро состаришься, - сказал брат, торопливо засовывая за пояс учебники. – Потом объясню.

Через день в школе начались экзамены. Потом был выпускной вечер. Плотом ребята ушли в поход, в горы, и про войну узнали только через два дня, когда спустились в долину… Димка Уманский сгорел в танке под Харьковом. Дьяченко-заводило погиб в Сталинграде. Красивый и надменный красавец Вова Богомолов, ротный пулемётчик, умер в санитарном поезде от ран. От Хвоща не пришло ни одного письма. Кто-то писал, что видел, как он минировал мост и погиб при взрыве. Старший брат мальчика, тот самый, у которого все собирались перед экзаменами, два раза за войну был тяжело ранен, вылечивался, возвращался в часть и погиб при штурме Кенигсберга. После войны родилась песня, где пелось про то, как их оставалось только трое из восемнадцати ребят. Из этих не осталось ни одного. Не сразу, не скоро в школе, где они учились, появилась мемориальная доска, на ней написали все фамилии, - юношей выпускного, 1941 года, класса. Мальчик вырос и, перебирая как-то в шкафу старые бумаги, наткнулся на черновики сочинения. На тетрадном листке остановил его знакомый почерк брата. «План сочинения: 1. Эпиграф. 2.Вступление. 3. Содержание…». На месте эпиграфа стояло: «Заводов труд и труд колхозных пашен мы защитим, страну свою храня». Потом взял словарь и прочитал: «Эпиграф - краткая цитата перед произведением, характеризующая основную идею произведения».

И жизни, подумал он.

* * *

Перепись

Всесоюзная перепись населения. К одинокому старику, соседу, приходят две молоденькие переписчицы. Обычные вопросы – ответы: имя-отчество, год рождения, национальность… Доходят до родственников:

- Кто ещё, дедушка, живёт с вами, кто прописан на вашей жилплощади?

- Живёт? А никто не живёт окромя меня. А прописан ещё сын.

- А где он сейчас?

- Не знаю, точно не скажу. На войне был…

- Так он, дедушка, не пришёл с войны?

- Не пришёл…

- Погиб, или пропал без вести?

- Похоронку приносили…

- Так он уже давно выписан, сорок лет прошло… Мы поёдем, дедушка…

- Нет, записывайте сына! Прописан он здеся!

- Дак ведь… - вскидывается возражать одна из переписчиц, но я ей делаю знак за спиной старика, и она замолкает на полуслове.

Вот уже, кажется, третья перепись на моей памяти. И всякий раз повторяется этот разговор. Так старик вроде ничего, покладистый, а тут упрётся и ни с места. Переписчица попалась умненькая, не то, что в прошлый раз, доведшая старика до слёз. Она снова раскрывает свои бумаги и садится к столу:

- Как зовут сына, сколько лет?…

- Дак, почитай, шиисят первый, ну, да, шестьдесят первый уж стукнул. Он у меня с 23-го года. Единственный, то–ись. Тут и прописан, не выписывал я его…

Старик понемногу успокаивается.

* * *

Кто мы? Откуда?

Мы сильны задним умом. Если б можно было повернуть время назад, я бы расспросил и родителей, и родителей родителей - откуда мы, почему у нас такие фамилии, где наши корни. Фамилия, что дал нам с братом отец, нередкая. Фамилия мамы встречается реже. Помню, как удивил меня телефонный справочник, выпущенный впервые в миллионном Свердловске. Я открыл толстый фолиант на букву «Л» - посмотреть, как вписалась моя фамилия, и оторопел – фамилия, в разных транскрипциях, занимала несколько страниц. Это были те, у кого имелся телефон, очень дефицитное в России во все времена средство личной связи. А сколько однофамильцев осталось за пределами справочника! И это совсем в нееврейском городе, где вместе с областью(!) насчитывалось, по данным последней переписи, около двадцати тысяч евреев. Помню, удивила меня разница вариантов фамилии. Написание через букву «ф» ещё куда ни шло – по звукописи можно было и «примириться» с «ошибкой». Но если «Лившицайте» меня позабавило, «Лившицын» и Лившин немного порадовало (звучало почти по-русски!), то «Липшиц» насмешило, (видимо, по молодости, во мне проклюнулся «фамильный шовинизм»). Со временем, вместе с терпимостью пришло и некоторое знание-понимание. Когда кто-то спрашивал, почему такая разница в фамилии, у одного через «ф», а у другого через «в», отвечал: как писарь написал. И когда прочитал в газете («Вести», 3.04.2000 г.) статью под рубрикой «Генеалогия» («В поисках корней наших»), то уже с естественным любопытством воспринимал все варианты и транскрипции. От «Люфшица» до «Липшуца». (Вот только компьютер мой старый не хочет примириться, и сразу на эти две фамилии выдал «поправку» – «Лифшиц!») Во время встреч с читателями, ко мне подходят однофамильцы и спрашивают, откуда я. Как правило, разброс наших нынешних мест исхода велик, и трудно бывает экспромтом совершить восхождение к общему истоку. Вот только на последней встрече в хостеле женщина, назвавшаяся общей нашей фамилией, сказала невзначай, что она – из г. Речица. Уже «теплее»: в этом городе родился мой старший брат. В другом случае кто-то назвал своей родиной г. Гомель, - оттуда родом мои родители. По некоторым впечатлениям, главные истоки фамилии - в её российских вариантах! – Белорусия. Упомянутая статья даёт свою версию происхождения фамилии. «Как считают многие исследователи, её происхождение – чисто географическое. Известны два города в Германии с похожими названиями. Один из них, Либшиц, находится в Богемии, а второй, Любшиц, расположен в Верхней Силезии. По названиям этих городов, а, скорее всего, первого из них, евреи, их жители, и получили свои фамилии». По одной из версий, в городах было много ремесленников-евреев. Автор рубрики Йонатан Видгоп приводит разные варианты фамилии. Наряду с упомянутыми называет ещё - Липшин, Липшис, Ливс и другие, рассказывает о знаменитостях. Возможно, существуют ещё варианты, малоизвестные нам. Возможны и другие версии происхождения фамилии, хотя «географическая» представляется вполне корректной. Но однажды я встретил иное объяснение: корень фамилии кроется в немецком слове «лиебшуц», что означает «любимый стрелок». Какая тут связь, и есть ли она, - трудно утверждать. Года два тому в прессе появилось сообщение, что британский историк Дэвид Ирвинг подал иск на преподавательницу, назвавшую его лжецом за то, что тот отрицал факт холокоста. Недавно суд закончился, присудив Ирвингу огромный штраф в пользу преподавательницы. Имя её – Дебора Липштадт. Думается, это тоже один из вариантов известной фамилии. Если о фамилии Лившиц я хоть что-то знаю, то о девичьей фамилии мамы – Часова – не знаю пока ничего. Откуда у женщины еврейских кровей такое фамильное изящество, неведомо.

* * *

Они убивают. Чем беспомощнее жертва, тем больше кайфа испытывают убийцы. Они выслеживают беременную женщину на автобусной остановке и всаживают нож в её живот. От их бомб, брошенных в свадьбу, разрывает на куски невесту. Они ликуют, если среди убитых ими, есть дети… Они убивают каждый день. «Ни дня без строчки!», - говорил писатель-гуманист, мечтавший о ежедневном совершенствовании человеческого духа. «Ни дня без убийства!» - говорят эти люди. Диктор на радио начинает ежедневные сводки с перечня имён убитых. Женщин, детей, стариков. Но есть стойкость. Рождается опыт и новый образ приспособления к жизни. Город Х. – тихий, небольшой. Террор добрался и до него. Похоронили убитых. Поставили памятник – в виде большой раскрытой книги. На странице, слева, - имена погибших. А что делать с другой, не заполненной страницей? Что изобразить на ней? Кто-то сказал: повременим… Будут новые имена.