Давид Лившиц - Забыть и вспомнить

Уж не дождик ли ходит по крыше,
Ищет жёлоб себе и стреху?
Нет, дождём небосвод и не дышит, -
Просто чьи-то шаги наверху.
На последнем прижизненном раунде
Поселили меня в андерграунде:
Что ж, полезно поближе к земле
Стать в предчувствии жизни во мгле.
Гости разные валят к нам валом,
Называют подвал мой подвалом.
Только словом таким и в похмелье
Не унижу своё подземелье.
Андерграунд! Отшелья сторонка…
Как ограда – решетки гребёнка.
И ни грома извне, ни свирели…
Здесь меня, как солдата воронка,
Жизнь хранит от житейской шрапнели.
На прищепках душа моя сушится,
Сном последних иллюзий дыша,
На припёке – надежд моих лужица,
Бытие истекает, шурша.
Нет, подземьем меня не обидели,
Предваряя последний исход…
Мы, чем ближе к последней обители,
Тем обыденней к ней переход.
Там, корней первородных касаясь,
Я, с ладошкой под правой щекой,
Как на тихих гравюрах Красаускаса,
Обрету тишину и покой.
Станет ветер мне петь свои гаммы.
Будет вечность звучать на слуху…
Лишь не топайте сильно ногами,
Те, которые там, наверху.

Есть у сонета несколько примет.
Обычно пишут о любви сонет.
А если, скажем, нет любви? – То нету
И повода – терзать струну сонету.

Привыкнуть можно ко всему:
Жить на Таймыре и к Крыму,
С хамсином сжиться и с бореем,
А если волю дать уму,
Привыкнуть можно и к евреям.

Братва его хвалила, - не ругала,
Преподносила юбилейный хлам,
Чтоб фиговым листочком мадригала
Он смог прикрыть свой графоманский срам.

Царь – любил колоть дрова,
Ленин – в шахматы сражаться,
Сталин – мякиши катать
И пулять в знакомых женщин.
Если б каждый из вождей
Отдавался б увлеченью,
Про политику забыл,
Вот тогда б мы жили славно.
Было б много-много дров,
Много шахматных этюдов,
И кокетливые дамы бы в политику не лезли.

Подлеца мы приголубим,
Молодцу же – врежем в глаз. –
Мы не очень в жизни любим
Тех людей, кто лучше нас .

Не знаю я, что лучше, а что плоше,
И что важней – натура или грим.
Другим ли помогать в их трудной ноше,
Или не быть обузою другим.

Всё в жизни к примитиву сведено,
И, зная это, мы судьбы не взыщем.
Когда, увы, кончается вино,
Становится закуска просто пищей.

Условия жизни у нас теперь - во!…
…Да жить-то осталось всего ничего…

Лихих да убогих
Нас много у Бога,
И просим мы Бога
Судить нас нестрого.

Нечаянно, в шкафу забытом,
Где завалялся старый плед,
Нашёл я деньги – радость быта!
И в том – науки яркий след.
Я знал, что деньги где-то дома.
Но лишь войдя в режимный ряд,
Я вычислил путём бинома
Экстраполируемый клад.
Два ящика я вскрыл подспудных,
Решивши: клад – в одном из двух!..
Вот «сколько нам открытий чудных
Готовит просвещенья дух!»

«Храни меня мой талисман!»…
И я купил себе наган.

Уже два года мне не снятся сны.
Границы дня и ночи снесены,
И то, что раньше было только сном,
Теперь кошмарной явью стало днём.

«Коня на скаку остановит,
В горящую избу войдёт»…
Ах, мне эти страсти не внове:
Девиц таких – невпроворот.
Я сам романтизму напарник!
Но справятся в жизни ловчей
С горящей избою – пожарник,
С конём, если взбрыкнет, жокей.
Уж если возникнет красотка,
То, выйдя в манто из ворот,
Пусть дуриком в пламя не прёт,
И лошадь не бацает плёткой.
А пусть улыбается кротко
И мимо, как лебедь, плывёт!

«Быть знаменитым некрасиво»…
Погудка эта не про нас:
Как к липким скалам Куросио,
К нам льнёт тщеславье всякий раз.

Я с этой женщиной едва знаком.
Но с ней меня молва соединила.
Как будто что-то между нами было…
Как будто с нею где-то мы вдвоём…
Сплетя в один клубок влеченья двух,
Меня героем страсти сделал слух…
Ах, зря молва альковная кружит! –
Я не был с ней! Но этот слух… мне льстит.

Бабья нежность такова:
Друга милого сперва
До инфаркта довести,
Чтоб потом его спасти.

То упрёки, то попрёки, то намёки, то наскоки…
Как, мой друг, несправедлива и сурова ты ко мне!
И сама не вспомнишь после, что дало к придиркам повод.
Ах, твоя пристрастность, крошка, стоит критики вполне!
Что с тобою справедливость рядом и не ночевала,
всем известно! Но - добавлю, зная тайно жизнь твою.
Были, были исключенья. Ночевала, ночевала!
Ночь… Я – рядом… Покрывало…
Впрочем, как это бывало, Я, пожалуй, утаю…

Обманчива слов лучезарность.
Беги графоманов, педант!
Любить – это тоже талант,
И много влюблённых – бездарность.

Ивановых на Руси,
Как в консервах иваси.
А поэтов-то всего – двое.
Из двоих не соберёшь даже оргий,
Хоть они и Всеволод да Георгий.

Тем хорошо, кому нашепчет Бог
Хотя бы несколько, но вдохновенных строк.
А как быть тем, с кем благодать в размолвке?
– Держать перо на дальней пыльной полке,
И не валить на плечи хрупких муз
Своих потуг косноязычный груз.

Чтоб говорить – дождаться бы сперва,
Когда в глубинах вызреют слова.
А если в голове одна полова, -
Не шебарши пустым случайным словом, -
Пусть отдохнёт от звуков голова!

Чем вдохновляться? Утренней росой?
Или невинной девичьей косой?
Но здесь роса – лишь для колючек пища.
Что ж до невинных – их с огнём не сыщешь!

Зачем над строчками стихов
Я сиживал до петухов,
И в гору слабыми руками
Таскал свой неподъёмный камень?
Ах, муза, чем утешусь тут?
Кому мой груз на плечи? –
Писать стихи – тяжёлый труд
Но и читать – не легче.