Анна Матвеева - Есть! [litres]

Мы же тем временем продолжаем путешествие по периметру стола – и натыкаемся на интеллигентнейший дуэт! Худенькая учительница русского языка и литературы Аида Исааковна делится методическими изысканиями с молодым педагогом Молекулой. Молекула изнывает от желания перебить постылую Исааковну и рассказать о нынешних школьниках парочку анекдотов, отшлифованных от частого употребления не хуже того камня, который «треугольник» Альбина Длян кладёт в качестве пресса поверх солёных грибов. Альбина снисходительно внимает учительским рассказам и переглядывается с Инной Иосифовной Овраговой-Дембицкой. Инна Иосифовна чувствует себя в этой разношерстной компании не совсем уверенно, потому благодарно улыбается «треугольнику» за поддержку, но всё равно ёрзает на своём сиденье – пляжном шезлонге с рисунком в «горошек».

Кто чувствует себя уверенно, так это Эльвина Куксенко! Высветленные локоны сверкают в электрическом свете, блестят намазанные пурпурным блеском губы, длинные толстые ноги задевают под столом ботинок сидящего напротив Евгения Блудова. Удивительное дело, он совсем не постарел, думает о Блудове Дирижёр Дирижёрыч, мучительно стараясь не уснуть до того момента, когда им объяснят наконец, для какой цели устроено это собрание. И, не выдержав, всё-таки засыпает – и видит во сне мелкие ноты, похожие на потемневшие капельки крови. А вот Елена – та самая, что смущалась при слове «окорочка», – скорее всего, не сможет сегодня заснуть вообще. Мама-Мертвецова и папа-Мертвецов изо всех сил пытаются развлечь Елену, но улыбается их шуточкам одна лишь Нателла Малодубова. Как все женщины, до состояния «полный бак» заряженные оптимизмом, Нателла выглядит значительно моложе, чем утверждает сплетник-паспорт, – косметолог Вовочка пристально разглядывает её свежие щёчки. Увы, подурневшая после родов Лерочка не может похвастаться затянувшимся периодом цветения – невестка Мары Михайловны давно плюнула на свои морщины, прыщики и жировые складки, которые, как сговорившись, пришли к ней все вместе и решили остаться навсегда. Хорошо, что сынок Ромочка рядом, и льнёт к ней так сладко, что в сердце Лерочки растекаются тёплые масляные волны. Ромочка ещё и потому так льнёт к маме, что справа от него животрепещет страшная компания: его родной дядя Витя, не смущаясь окружающих, разливает в пластиковые стаканчики прозрачную дрянь и, громко крякая, пьёт её вместе с дедушкой Алёшей из Краснокитайска. Стаканчиками оделены и пара бомжеватых стариков – у женщины такая тёмная кожа, что её можно без грима снимать в индийских фильмах, а мужчину мы лучше даже описывать не станем.

– Мы родители Еки, – гордо повторяет он время от времени.

По правую руку неописуемого мужчины сидят сёстры Дуровы – обрюзгшая, разуверившаяся в человечестве кассирша Танька и милая нервная Юля. У Юли дерзкая стрижка и бирюзовые, красиво выпиленные ногти. Видели бы вы, с каким восторгом разглядывает Юлю Дурову белокурый Абдулкин, давнишний выпускник филфака! Сеня Абдулкин пошёл по голубой линии, и потому его отчаянно интересуют ухоженные девушки, до полного обострения отточившие свой личный стиль. Сеня вдохновляется ими, как работами старых мастеров.

Косметолог Вовочка голубых чует на счёт «раз» – они к ней часто захаживают ради особых процедур, описывать которые Вовочка не любит. Вообще, настроение у неё сегодня не из лучших, поэтому она держится на расстоянии как от тоненького Сени, так и от вполне увесистого, дурно пахнущего в области рта доктора Василия Святославовича. Запахи Василия Святославовича туманом окутывают его собеседницу – горемычную женщину по имени Валя, которая зачем-то исповедуется доктору в грехах своего мужа. Мама Вали – усатая старуха в красном болеро – иллюстрирует Валину речь, указывая пальцем на импозантного Кирилла, занявшего удобную диспозицию на противоположном конце стола. Вообще-то Вале следовало бы смотреть в другую сторону и делиться душевными скорбями с прекрасным доктором Денисом Мертвецовым, который привёл сюда, кажется, всех своих секретарш разом. Этот девичий цветник отличается от цветника подлинного лишь тем, что розы Мертвецова не умеют хранить тишину и радоваться пчёлам – они щебечут и хохочут, ласково снимая с плеч друг друга нитки, пушинки, волоски и прочие посторонние предметы.

Доктора Мертвецова почти не видно – он скрылся в девицах чуть ли не по самую макушку. Ах, как завистливо глядит на него депутат Эрик Горликов – смотрите, он почти что насквозь прокусил нижнюю губу, пытаясь привести себя в чувство! Но и у Горликова есть свой собственный наблюдатель – Игорь Александрович, он же Гермес, отзывающийся в кулуарах на кличку Саныч. Мечта Саныча – протоптать тропинку в исполнительную власть; впрочем, он согласен даже на законодательную, лишь бы тропинка не обманула и вывела прямиком к заветному креслу. Пока же под спиной и попой Гермеса – всего лишь ребристый, как тощая любовница, стул.

Куда удобнее устроились его соседи – итальянцы из ресторана «Ла Белла Венеция»: четырём братьям нашлось место на длинной и высокой скамье, покрытой мягкими подушечками. Слышите, как благожелательно рокочет Альфонсо, как покряхтывает Массимо, как блаженствуют Джанлука и Марио? Стоп, здесь даже, кажется, присутствует заветная бутыль – Альфонсо приставил её к скамейке как ещё одну, пятую, нелишнюю ногу. Иностранную тему продолжают рафинированные Фридхельм и Анке Вальтеры. Окружающую обстановку немцы изучают терпеливо, как учитель – каракули первоклассника. А вот родители режиссёра Пушкина явно жалеют, что не обучены иностранным языкам – у мамы на языке скопилось много ядовитых словечек, но перевести их на немецкий она не может, и ёрзает на своём колченогом стуле без всякого шанса выговориться.

Читатель, разумеется, давным-давно понял, что́ за компания собралась за этим странным столом, – понял, но терпеливо ждёт, пока автор выговорится до конца, упомянув и щепку-критикессу, и дисквалифицированного повара Градовского, и Еленочку с Лизой, и всех Екиных студентов, и яркую личность Агнессу, и Димочку с его мамой… Автор не забудет усадить Ирак в строгом географическом соответствии с Иран, познакомит Дода Колымажского с Гениной подругой детства Ленкой, представит, как обещал, стилиста Эмму Буркину, и оживит давно почивших героев – ба Ксеню и бабушку Клаву. Автору так хотелось собрать в одном месте всех второстепенных героев, что он не пожалел ни сил, ни времени – и лично стаскивал сюда стулья, и вспомнил про кошку Шарлеманю, которая – видите? – подсовывает голову под знакомую руку Дода – точь-в-точь как машина въезжает под готовый открыться шлагбаум.