Анна Матвеева - Есть! [litres]

Парковаться было негде: вход в ресторан закрывали тесно составленные машины – они были как бусины, нанизанные на нитку, а к отелю на наших глазах подъехала громадная фура и начала крутить своим длинным телом, как отчаявшаяся заработать стриптизёрша.

Водитель хлопнул дверью и выскочил из машины с такой прытью, что я ему даже позавидовала. Мне бы такой запас энергии! Таксист подбежал к водителю фуры, наполовину вылезшему из своей громадины, и начал размахивать руками, описывая при помощи жестов всю свою боль. Из отеля тем временем выскочил симпатичный дядька с тёмными треугольными глазами – и на ходу включился в беседу, тоже скорее при помощи рук, нежели при помощи речевого аппарата. Надо же, а говорят, что северные итальянцы – сдержанные люди!

Я смотрела на них в окно мигающей машины, как в экран телевизора. Итальянское кино. Неореализм.

Наконец эти трое всё же до чего-то дожестикулировались, таксист вернулся в машину победителем, и теперь мы прицеливались занять место фуры. Отъезжать ей помогала целая команда – тот симпатичный дядька, выбежавшая следом за ним растрёпанная женщина и два невозможно жирных гиганта, куривших у чёрного хода в ресторан. Каждый выкладывался по полной – крутил в воздухе пальцами, изображая колёсный ход, подманивал к себе звательными движениями и резко выставлял ладонь с криком: «Баста!» Наконец фура вписалась в узкую улицу, заняв её целиком, как начинка из шпината с сыром – трубочку каннелони. Я с трудом дождалась, пока такси припаркуется, и тут же выскочила из машины. Дядька с треугольными глазами сдул со лба тёмную прядь и улыбнулся так, словно ждал меня целую жизнь.

– Давайте чемодан! – сказал он. Новая серия прощальных переговоров с частословием и агрессивной жестикуляцией, и таксист наконец уехал. Жирняки вперевалочку вернулись в ресторан, растрёпанная женщина заняла место за конторкой: она была портье, а симпатичный дядька – хозяином отеля «Альберта». Отель – это, впрочем, громко сказано; здесь было от силы пять комнат. И в одной из них разместилось мировое зло.

– Ваша подруга обедает, – прочитал мои мысли директор. – А меня зовут Луиджи, – зачем-то добавил он.

Я внесла чемодан в комнату, лениво отбиваясь от Луиджи, готового предложить к использованию сразу всё – физическую силу, мужской пыл и веницейскую утончённость, которой у него было хоть отбавляй. Редкий случай, Луиджи был именно в моём вкусе – но я думала об этом вполсилы, как если бы увидела в витрине идеально подходящие, но в данный момент совсем не нужные мне туфли. Дверь комнаты наконец захлопнулась, за окном опять курили повара – или кто они? – из «Ла Белла Венеция». Парадный вход в ресторацию как на ладони – мечта снайпера. (И эти толстяки тоже – его мечта.)

Я не хотела обедать вместе с Екой, но надо помнить, что итальянские рестораны – как, впрочем, и французские – работают в строгом соответствии указанным часам. Через тридцать минут обеденное время, по мнению толстунов, закончится, и все, включая кухню, пойдут отдыхать до вечера.

А я, несмотря на самолётное кормление, была нечеловечески голодной.

Луиджи метался из ресторана в отель со скоростью Фигаро, но успевал на ходу подмигнуть мне красивым треугольным глазом. Туфли, вы прекрасны, но у меня нет ни времени, ни денег! И ходить в таких некуда. И вообще, у меня завтра – решающий бой!

В ресторане было тепло и накурено, как в районном отделении милиции. Столики заняты все, кроме одного, – за ним сидела слегка ошарашенная Ека.

– Геня! – она замахала рукой с таким радостным видом, как будто мы с ней не драться сюда приехали, а разделить совместное счастливое будущее.

Вокруг не было ни одного свободного стульчика. Заведение считалось лучшим в Местре – сюда приезжали даже из соседних городков, им не брезговали и венецианцы. А Ека махала мне с такой яростью, как будто всерьез думала, что я её не вижу – с этими её белыми червяками волос, в этой красной, как карпаччо, кофточке.

Карпаччо лежало и у Еки в тарелке – сквозь тонкие мясные ленты просвечивал тарелочный фарфор. Я посмотрела на толстых братьев с уважением – точнее, на одного из них, который присутствовал в зале и сидел на возвышении, представлявшем собой нечто среднее между столом для кассы и конторкой.

Ека подцепила вилкой прозрачную ленточку мяса и отправила её в рот. Она жевала с таким наслаждением, что официант, ковыляющий мимо на своих толстых лапах, притормозил и залюбовался – как той картиной, которую видишь изо дня в день, но лишь изредка задумываешься о том, насколько же она всё-таки прекрасна.

Раз уж всё равно пришлось останавливаться, толстяк подтолкнул меня к Екиному столику и я, не удержавшись, шлёпнулась на стул. Ека засмеялась, а ко мне прилетела раскрытая карта меню – более грязной и захватанной я в жизни не видела!

– Здесь всё на итальянском, – сказала Ека. – Могу перевести.

– Да я уж как-нибудь сама справлюсь. Я французский знаю.

– Французы! – возмутилась Ека. Белые толстые локоны у неё на голове угрожающе зашевелились. – Знаешь, что они сварили короля?

Я пыталась читать меню, но образ варёного короля сбил меня с толку. И с панталыку.

– Мерлан, дикая утка с фасолью, ризотто с молодым горошком либо с цикорием, спагетти с чернилами каракатицы, конина, морские улитки, разварная ослятина, тефтельки из бычьих мозгов с сыром, индейка в гранатовом соусе, артишоки с креветками, побеги хмеля с маслом и сырное ассорти. Сыр великолепный – «Азиаго», «Монте Веронезе», пьяный сыр и – меровьозо! – «Морлакко дель Граппа»! Пирожные с доломитовым мёдом и резентин. Это, если ты не знаешь, граппа, налитая в чашечку из-под выпитого кофе.

Ека с такой гордостью читала меню, как будто сама его составляла. Но список и вправду впечатлял. За исключением чернил каракатицы, которые я не воспринимаю ни на вкус, ни на вид, ни на запах.

Я заказала утку. Люблю утку! И ризотто с горошком. Люблю ризотто! И артишоки, и побеги хмеля, разумеется, тоже, правда, я ещё не знала, люблю их или нет.

Толстяк, прикатившийся к столу, забрал у меня карту меню и вытер ею пот со лба. Многообещающе!

– А что там было с королём? – спросила я. Не то чтобы мне хотелось разговаривать с Екой и налаживать отношения за счёт этого несчастного варёного короля. Всё было проще – я на самом деле хотела знать, почему французы его сварили.

– Король был английским. Генрих Пятый Ланкастер, красавец мужчина, отважный воин и видный полководец Столетней войны. Громил французов, как зайчиков, потом стал наследником их короля и получил руку его дочери Екатерины. Брат Екатерины договора не признал и начал воевать с Генрихом заново – вот во время этой войны Генрих и умер. Но не на поле боя, а от дизентерии, в Венсеннском замке. Чтобы довезти тело короля до Англии, подданным пришлось сварить его в котле дворцовой кухни.