Вальдемар Лысяк - Цена

- Папа!... О, папа!...

- С тобой все в порядке, сынок?

- Все нормально, папа.

- Тебя не били?

- Нет, папа. Но я опасался за тебя, ведь не знал, арестовали тебя или нет…

- Нет, сынок, меня не арестовали… Ладно, поднимайся наверх, умойся, переоденься и отдохни. Ведь не спал, верно?

- Там невозможно заснуть.

- Тогда поспи, Маречек. А поговорим потом, за обедом. Или после ужина, если будешь спать до вечера.

Граф поцеловал сына в лоб, тот же поцеловал руку отцу и исчез. Мюллер, который во время этого диалога стоял возле зеркала, изучая призыв Нельсона, измененный для потребностей Рудника – подошел к столу, присел и молча курил, закинув ногу на ногу – жестом человека, празднующего свой триумф.

- Вы, господин Мюллер, приехали раньше договоренного срока, - заговорил Тарловский. – И привезли мне сына. Это значит, вы были уверены, что все ваши требования будут выполнены…

- Уверен я не был, в любой игре имеются риски. А приехал пораньше, поскольку есть срочные дела; сына же вам привез затем, что он мне уже не нужен. А так – я затем, чтобы забрать договоренный выкуп, герр граф.

Тарловский вынул из кармана халата два листка бумаги. Пару секунд он подержал их в руке, затем бросил на стол со словами:

- И еще за этими двумя списками арестантов.

Мюллер пожал погонами.

- Они мне тоже не нужны.

Зрачки Тарловского расширились – скорее от страха, чем от удивления.

- Мне нужны были бандиты, которых я не мог схватить обычным образом, члены Армии Крайовой и Национальных Вооруженных Сил, - пояснил Мюллер. – Не удавалось долгое время. Теперь эти герои у нас: Островский, Кортонь, Мертель и Трыгер. Мои люди без перерыва ведут с ними беседу, хотя сомневаюсь, можно ли будет выдавить из этой четверки больше, чем они уже выдали за час… Оказывается, герр граф, физическая стойкость ваших рыцарей совершенно ничтожна! Они плюют не только кровью, соплями, зубами – но и адресами! Масса адресов! Не говоря уже о фамилиях, псевдонимах, описаниях… Только что мы закончили набивать уже вторую машину, и если все пойдет хорошо, еще сегодня бандитизм в Руднике и окрестностях станет достоянием прошлого.

- Выходит, вы все это задумали только ради этого?... – спросил Тарловский голосом человека, вступающего в могилу.

- Именно ради этого, герр граф – ведь цель крайне важная. Ну, и ради заработка – тоже дело нужное. Первое дело важно для Рейха, второе – лично для меня. Обязанность и удовольствие – нужно уметь их объединять! Так что, не будем терять времени и быстренько рассчитаемся. Где мои восемьдесят тысяч долларов?

- Восемьдесят тысяч долларов вы должны были получить за то, что выпустите четырех заложников. Но ведь вы выпустили только моего сына! Или я не прав?

- Только наполовину, герр граф. Я освободил вашего сына и директора больницы, как его… Стасо… Стасьенку…

- То есть, вам следует заплатить сорок тысяч долларов!

Мюллер пронзил графа холодным, словно штык, взглядом и процедил:

- Я предпочел бы восемьдесят!

Граф помолчал, понимая. Что торговаться не следует. Но он решил выторговать кое-что другое:

- Гкрр Мюллер… я отдам вам все восемьдесят… если вы скажете, кто за этим столом был предателем. Кто был вашим человеком? Кто вам донес?

- Иуда, герр граф. Его всегда зовут Иудой.

- Когда я услышу его имя, то вручу вам все восемьдесят тысяч.

- Вы и без того отдадите мне все деньги. Это позволит мне забыть, что сегодня ночью вы устроили конспиративное сборище, на котором два участника вашего подполья не только размышляло над тем, как освободить двух своих дружков, но и уговаривали участвовать в данном предприятии всю собравшуюся здесь группу. Эти два списка – доказательство…

Немец взял оба листка, сложил их и спрятал в кармане мундира, расстегнув пуговицу.

- Но они еще могут понадобиться… Вполне возможно, господин граф.

- Чем вы меня пугаете, герр Мюллер?! – фыркнул Тарловский. – Судом за участие в заговорах?... Я всю ночь занимался заговорами словно человек, лишенный разума и приличий, но зачем? Ради вас! Затем, чтобы вы могли набить себе карманы перед тем, как смыться к себе домой!

- Нет, герр граф. Вы делали это ради спасения своего сына!... И не надо меня оскорблять, называя бегством плановую эвакуацию. Веду я отсюда не так быстро и без паники.

- Вы планово эвакуируетесь от Сталинграда до Буга, прямо подошвы дымятся вонью поражения! Скоро Советы придут в Берлин, и тогда будет " kaputt "!

- Может придут, а может, и нет. А вот здесь, у вас, они остановятся точно, и прижмут вас так по-хамски, что вы еще затоскуете " по фрицам "!... Возможно, и не сразу, но придет время, когда Германия будет казаться вам раем по сравнению с Азией, герр Тарловский! Мы можем ненавидеть друг друга, ссориться, оскорблять один другого, убивать – но мы принадлежим к одному племени, в то время, как оттуда напирает варварство! Гунны!... Ладно, хватит пророчеств, перейдем к делам. Где доллары?

Колокольчик призвал Лукаша, несущего небольшую кожаную сумку. Не говоря ни слова, камердинер положил ее перед гестаповцем и покинул салон. Мюллер положил на сумке руку, и лицо его расцвело в улыбке:

- Думаю, пересчитывать нет смысла?... Между нами, джентльменами…

- Можете не пересчитывать.

- Герр граф, вы понимаете, что я не могу выдать фамилию, которую вы спрашивали, но – между нами, джентльменами… - кое что я сделаю. Сообщу вам, что в тридцать девятом НКВД и гестапо заключили пакт. Собственный пакт, параллельный правительственному пакту между Москвой и Берлином. Интересно здесь то, что когда через несколько лет Рейх и Союз начали вести войну между собой, пакт их специальных служб вовсе не был аннулирован. Он работает и до настоящего времени, вот такая странность. Правда, только лишь по вопросам, касающимся польского партизанского движения, но все же…

- Спасибо, вы мне ответили, - сказал Тарловский.

- Это уже, скорее, я… я должен вас благодарить, герр граф. Без вашей инициативы созвать гостей…

Они услышали грохот военных сапог в прихожей. В зал вбежал армейский лейтенант, остановился по стойке смирно и выбросил руку в гитлеровском приветствии:

- Heil Hitler!

- Heil, - буркнул капитан, небрежно махнув рукой. – Как там?...

Лейтенант глянул на Тарловского, после чего вопросительно посмотрел на Мюллера.

- Можете говорить, лейтенант, - разрешил гестаповец.

- Герр капитан, все исходные секторы в готовности! Бригеманн запечатал реку и мост. Минометы подготовлены. Можно начинать!

Мюллер глянул на свой хронометр, затем на стенные часы.

- Сейчас шесть двадцать шесть. Через четыре минуты начинайте.

Лейтенант щелкнул каблуками, пролаял: " Jawohl! ", выбросил руку вверх и снова пролаял: " Sieg heil! " и побежал к военному мотоциклу. Мюллер поднялся из-за стола, обтянул на себе мундир и направился к двери. Проходя мимо зеркала, он задержался, взял в руки тюбик с помадой и открыл его. Затем поднял глаза, присмотрелся к английским словам и чуть ниже, каллиграфически вывел одно слово на немецком языке: " Lippenstift ".