Михаил Попов - “Катти Сарк”, несущая ветер

Пакратов вскочил, распахнул настежь окно, хватил стылого воздуха, бросился за дверь. И эту, и все прочие двери Сергей оставлял нараспашку. Анфилада каби­нетов кончилась. Он пересёк просторный коридор, толкнул дверь в чертоги шефа. Приёмная и его кабинет, к счастью, оказались пусты, иначе вид подчинённого мог бы если не изумить, то озадачить Лукича. Сергей распахнул все двери, все форточки и почти бегом кинулся назад. И что? Что он обнаружил, когда ворвался в свой кабинетик? Ровным счетом ничего! Ни одна бумажка не ворохнулась, ни один листок не упал с полок, ни одна пылинка не взвилась со стола. Дышать было нечем. Он бессильно опустился на стул.

***

Утром, ещё в потёмках, Пакратов кинулся к газетному киоску.

- Мне молодёжку...

Сердце колотилось. А ну как и впрямь ничего не было - ни Ламки, ни той встречи, ни телефонного разговора. А были лишь сон, наваждение, галлюцинация. Такое ведь случается: человек жаждет воды - и ему грезится колодец. Может, и ему увиделся мираж. Навоображал себе, поддавшись давнему ожиданию, кото­рое даже от самого себя скрывал, вот и возникло...

Интервью со старшим охотоведом С.Ф. Пакратовым помещалось на четвёртой странице. Оно стояло под рубрикой «Благослови детей и животных» и называлось «Не охота, а охрана». Сергея аж в жар бросило. Нет, он ничего не выдумал. Ламка есть, она существует! Иначе откуда бы в этой газете появилось его собственное имя!

Засунув газету за пазуху, Пакратов вприпрыжку помчался в контору. Читать надо было в одиночку и при закрытых дверях - так он решил. Однако оказалось настолько рано, что затворяться и не понадобилось, поскольку кроме Сергея да вахтёра в особняке никого не было.

Сергей перечитал интервью раз, потом ещё раз, и ещё... Выглядел он там на «пять» с плюсом. Этакий главный защитник всех обездоленных птичек и зверю­шек. «Неужели таким я ей показался? Или она таким меня себе представила?» Эти мысли не давали ему покоя. Они будоражили, вскидывали с места, бросали к окну. Он распахнул форточку, потом всю раму и жадно дышал, втягивая носом студёный воздух.

Время подошло к десяти. Пожалуй, пора, решил Сергей и набрал номер. С чего начать - не думалось. У него есть вопросы, и это - главное. Увы. Вопросы оста­лись без ответа.

- Это вы, Евгений Юрьевич? - отозвался незнакомый женский голос.

- Нет, - замешкался Сергей. - Это... читатель.

- Ой, извините, - раздалось в ответ. - Я думала, муж... - и уже отстранённее донеслось: - Её не будет... Теперь только после праздников.

«После праздников, - повторял Пакратов, - после праздников». Внутри что-то оборвалось. Так было, когда давно-давно сорвался с елки самый яркий шар. Сер­гей чувствовал, что после праздников - это уже сегодня.

***

Наступило 30 декабря - последний рабочий день. Это была пятница - день, когда умирают дураки. С утра Сергей пошёл вниз. Сегодня впору было поминать его.

Хандра накатывала с прибойной силой.

- Клин клином, - повторял Филя, подливая в стакашки. Увы, клин, видать, выходил боком - он то терзал сердце, то будоражил глаза. Сергей смотрел на ба­бочек, переводя взгляд с планшета на планшет, но различал только пятна.

После обеда все потекли по домам. Пакратова ноги занесли в кафешку. Сел к стойке, заказал водки. Зал был пуст. Одинокий ударник совершал какую-то таинственную мессу. Официантка несла стопку стаканов, держа их на плече, как городошную биту. Мимо прошествовал холёный ресторанный кот, пробором на макушке напоминая полового. Глаза Сергея, отстав от котяры, наткнулись на чёрную щель. Взгляд заскользил по чёткой колее, и в Сергее стало утверждаться что-то твёрдое и решительное. Именно так он почувствовал себя. Эту твердость надо было обязательно продемонстрировать бармену. Он медленно поднял голо­ву. Вот! Однако стоило воздеть глаза на уровень блюда, что мерцало на нижней полке, решительность и твердость куда-то пропали, точно затерялись в размытом рисунке и овальной форме. Сергей снова опустил голову. Оказалось, что щель со своего места улизнула. Он пошарил глазами и всё-таки отыскал её. Твёрдость и ре­шительность вернулись, хотя баланс составляющих немного поколебался. Дело в стуле, заключил он. Этот длинноногий стул, намертво присобаченный к полу, слегка покачивался. Однако Сергей, несмотря ни на что, держался и достоинства, которое сейчас целиком отождествлялось с телом, пока не ронял. Это открытие ободрило его и дало повод снова поднять стакашек. Большой глоток потребовал большей остойчивости. В поисках опоры он опустил одну ногу на пол. Под стопой явственно почувствовалась щель. Обретя твердость, Сергей слегка расслабился и, сам того не заметив, кажется, отключился. Это продолжалось самую малость. Через мгновение он очнулся. Вокруг как будто бы ничего не изменилось. Под стопой бугрилась прямая линия. Только теперь она была не чёрная, а блестящая. Сергей поднял глаза. Блюдо мерцало алым - должно быть, бармен включил под­светку. Неподалеку раздался звон. Разбила-таки, догадался он, вспомнив офи­циантку со стеклянной битой. А следом почувствовал резкий тычок.

- Дурак! Оглох, что ли? Трамвай же прёт!

Крик этот, смешанный с грохотом железной туши, он услышал уже в полёте. Спину обдало плотным воздухом. Он ткнулся в сугроб и судорожно поджал ноги. Сквозь снежную труху, которая таяла на глазах, двоились рельсы. Они мерцали тускло, как лезвия засаленных ножей. Трамвай, точно понурый мясник, удалялся прочь, равнодушно и пьяно виляя задом.

Маленько очухавшись, Сергей поднялся на колени. Соображая, кто его осте­рёг, огляделся. Вокруг не было ни души. Стоя на коленях, он поднял глаза. Из чёрной бездны на лицо падали редкие снежинки. Они тихо таяли на губах и были почему-то солёные.

Сергей снова осмотрелся. Неподалеку в три глаза мигал светофор. Огоньки на­поминали елочные шары. Он плохо соображал, но одно всё же вспомнил: впереди Новый год. А уже следом явилась мысль о подарках.

В «Детском мире», куда его притащили ноги, было многолюдно. Он слепо оглядел полки. На глаза попалась коробка с изображением парусника. Что там - долго не разбирался. Толпа сметала всё - зевать было некогда.

Выйдя из «Детского мира», Сергей сделал крюк и наведался в промтоварный. Там взял первое, что попалось на глаза, - косметичку. А на углу, уже неподалеку от дома, купил у какого-то мужика ёлочку.

Дома, по счастью, никого не было. Пришёл, хватил ещё зачем-то полстакана водки и, кое-как раздевшись, завалился спать - утро вечера не мудренее, зато от­далённее.

***

Разбудил его голос. Еще не проснувшись, Сергей почувствовал, что лежит, скрючившись в три погибели, а коленки поджаты к самому подбородку. Так мла­денцы, как складные ножи, лежат до срока в утробе матери. Окликал Алёшка. Он тормошил сначала осторожно, деликатно, а потом всё решительнее и настойчивее, пока Сергей не открыл глаза.