Вячеслав Репин - Хам и хамелеоны. Том 2

Адель молчала.

— Я ведь сам отец. Пятерых на ноги поставил, знаю, каково это — с ребятишками возиться… А то сразу переезжать, вещи перетаскивать с квартиры на квартиру. Да ведь так всю жизнь можно пробегать, и что толку? От себя не убежишь.

— Мне нужны только мои вещи, вы мне предложили, — напомнила Адель. — Будьте хоть в этом порядочны.

— Я?.. Да ты хоть понимаешь, что я… — Задыхаясь от возмущения, Аристарх Иванович уселся на прежнее место. — Разве я хоть в чем-то был с тобой непорядочен? Или я… как вы там меня еще обзываете? Змей Горыныч? Это я-то? Ай-яй-яй… И это после всего… После всего, что было?

— После чего?

— Ну как же? Ведь у нас с тобой… Право слово, ты меня расстраиваешь.

Адель застыла на краю рыжего ковра с замысловатым узором, лесенками разбегавшимся по всей комнате, и спокойно произнесла:

— Вы пользовались мною. И моим положением. Без зазрения совести. Вы не выполнили ни одного своего обещания! Вот и всё, что было… — сказала она. — Вы хотя бы представляете, что чувствует женщина, оставаясь с вами наедине? Вы когда-нибудь спрашивали себя об этом? Вы же… Да вы в зеркало на себя посмотрите!

Окинув гостью всё тем же снисходительным взглядом, хозяин взял со столика сигареты, закурил, выпустил в потолок клуб дыма и, пригладив на голове пушок, усмехнулся:

— Что верно, то верно — насильно мил не будешь. Но ведь и меру надо знать, матушка. Понапичкала тебя эта блондинка передовыми идеями. Чует мое сердце, непросто нам теперь будет найти общий язык.

— Кто и чем меня понапичкал?

— Да наркоманка эта, подруга твоя закадычная! За квартиру, небось, тоже она платит? Мадам Лопухова?

— Так вы об этом хотели поговорить… О моих подругах?

— И о них тоже… Ишь, подружки — не разлей вода! Интересно, ей богу… — желчно бормотал Аристарх Иванович. — А наедине-то с подругой чем вы занимаетесь, интересно, в дочки-матери играете?

Откинув с лица тяжелые пряди волос, Аделаида ошеломленно уставилась на бывшего сожителя.

— Правильно, правильно, что ты молчишь. На твоем месте я бы тоже язык прикусил. Муж-то подругин… в курсе он или так, тоже в облаках витает? А то ведь черт знает что получается. Один Аристарх Иваныч, видите ли, виноват во всем на свете! Один Змей Горыныч! Эх, матушка, устроила ты мне жизнь. С мужиками-то, ну ладно, это я мог бы еще понять. Но с девками!.. Не могу я этого позволить. Ну никак! Так что вот так… Любишь кататься, люби и саночки возить.

Не чувствуя под собой ног, Адель молча исчезла в своей бывшей комнате, откуда только что доносилась музыка, распахнула угловую нишу, отведенную под ее вещи, вернулась в коридор, вытащила из кладовой пластиковый чемодан, затем другой, поменьше, втащила в комнату самый вместительный и дрожащими руками стала сбрасывать в него всё подряд.

Когда чемодан был заполнен доверху, она прижала коленями крышку, кое-как защелкнула замки, взяла чемодан поменьше и стала укладывать стопками свои компакт-диски, хватая их с книжных полок.

Тень хозяина выросла на пороге.

— Я вот что подумал… Если разобраться, какая разница, здесь ты живешь или там? — сменил он гнев на милость. — От квартирки избавлюсь. Давно пора что-то решить. Мне-то она вообще ни к чему, для тебя снимал. Живи на здоровье, где тебе нравится. Только неудобно. Далековато получается… — рассуждал он о чем-то своем, непонятном. — Человек я не злопамятный, как ты знаешь. Согласен махнуть на всё рукой.

Адель не повела бровью.

— Ради тебя, ради твоих коленок, я готов…

— Хватит! — крикнула она.

Аристарх Иванович окинул ее холодным взглядом и предупредил:

— Могу ведь и обидеться. Сколько сил угробил на тебя, времени, средств. Да-да, и средств тоже. А ты будто не знаешь… Люди мы взрослые, так что давай называть вещи своими именами. Пока мил да хорош — так и деньги не грех поклянчить. А теперь, когда не нужен стал, на свалку? Чтобы по усам текло, а в рот не попало?.. Нет, так не бывает. В жизни за всё приходится платить. Долг платежом красен.

— Что-то не улавливаю… Нельзя ли попонятнее? — Адель воинственно развернулась к Вереницыну.

— А всё и так ясно. На нет — и суда нет… — бормотал Аристарх Иваныч. — Только ты, учти, так просто ты не отделаешься.

Вновь зазвонил телефон, и хозяин на этот раз трубку снял в коридоре со спаренного аппарата. И вновь принялся что-то обсуждать, периодически запуская руку в стоявшую на комоде открытую коробку конфет. Когда он той же рукой почесал толстую шею, покрытую серой порослью, Адель охватил какой-то страх. Глядя на сутулую широкую спину вчерашнего сожителя, она вдруг поняла, что совершила непростительную ошибку, и не сегодня, не вчера, а гораздо раньше.

Раз и навсегда забыть о вещах, о барахле, и никогда, ни под каким предлогом больше не появляться в этом доме, обходить этого человека за километр. Не мог он поступиться своими интересами. Не мог отказаться от того, что считал своей собственностью, такова его природа: хищнический инстинкт довлел над рассудком. Это показалось вдруг столь же очевидным, как и собственная недалекость, приведшая ее сюда, скорее, тоже врожденная. В следующий миг Адель осенила паническая мысль: нужно что-то предпринять, срочно, немедленно, чтобы исправить свою ошибку. Угрозы, прозвучавшие из уст Вереницына, не были просто словами…

Взгляд Аделаиды машинально остановился на открытом бюро, которое хозяин успел перетащить сюда за время ее отсутствия, — он держал в нем канцелярский хлам, рабочие и личные бумаги. В верхнем левом углу, над полочками, под кипой папок виднелся край кожаного портфеля, который хранился здесь месяцами. Хозяин открывал его время от времени по каким-то особым случаям. Пока Адель жила здесь, она неоднократно это замечала и привыкла думать, что в портфеле лежат документы, что-то ценное.

Вереницын еще продолжал говорить по телефону, но, судя по тому, что голос его теперь доносился издалека, отошел в конец коридора.

Аделаида бесшумно метнулась к секретеру, вытащила портфель и, вернувшись к вещам, осознала, что не сможет унести его, бросив здесь чемоданы. Она упрятала портфель на дно чемодана и принялась укладывать сверху компакт-диски.

Телефонный разговор закончился, и Аристарх Иванович опять возник на пороге комнаты.

— Управу на тебя я найду, это ты сама понимаешь. Но пока даю тебе три дня, чтобы одумалась, — сказал он таким тоном, словно продолжал говорить по телефону. — Три дня, слышишь? А потом… Пеняй на себя. Всё уяснила?

— Да пошел ты знаешь куда… филин старый!

Адель выволокла в переднюю чемоданы, сорвала с вешалки пальто, кое-как выбралась с вещами на лестничную площадку. Уже на улице, отказавшись от услуг водителя, который дожидался в машине перед подъездом, она покатила чемоданы вверх по переулку, направляясь к арке, выводившей на Тверскую улицу.