Вячеслав Репин - Хам и хамелеоны. Том 2

Затем шел перечень требований организационного характера. Для человека непосвященного ясно становилось одно: обращение адресовано не просто к военным чинам Ленинградского военного округа, а к конкретным лицам, которых чеченец либо знал лично, либо отобрал по какому-то четкому критерию и, судя по всему, действительно был неплохо информирован, поскольку в списке значились фамилии не только бывшего командующего округом, но и теперешнего, а также начальника оперативного отдела и его заместителя.

Под конец записи Петру дали зачитать список людей, в похищении которых Кадиева обвиняли правоохранительные органы России. Кадиев отводил от себя эти обвинения и брал обязательство предоставить новые доказательства непричастности к инкриминируемым ему фактам. Называлась фамилия офицера ФСБ, русского, год назад похищенного в Москве, фамилия гражданского лица, жителя Новосибирска, фамилии еще двух мужчин, похищенных в самом Грозном, один из которых, иностранец, работал в британской гуманитарной организации. Кадиев также «снимал» с себя обвинение в похищении чиновника-ингуша из Назрани (фамилия прозвучала нерусская) и его последующем убийстве, совершенном год назад. Петр зачитал еще один список: Кадиев требовал снять с него ответственность за похищение ряда лиц на основании того, что обвинения его в этом являлись обыкновенной клеветой. В последнем перечне и была названа Мария Лопухова, братьев которой Михаил Владимирович знал лично, через них кассета и попала к нему руки. На первый взгляд связь казалась непонятной.

«По долгу службы…» — фраза сына не выходила у Рябцева-старшего из головы. Сын так и выразился. Черный юмор? Дошутились все… Из всего сказанного в кадре, не только по тону, но и принимая во внимание тот факт, что снимавший сына на пленку действительно не потрудился подвергнуть его слова цензуре, Михаил Владимирович сделал для себя вывод, что Петр решился на данный шаг не потому, что оказался в безвыходном положении и не потому, что ему угрожали. Речь шла о серьезной игре. Что же касалось сути оглашаемых намерений — поиска контактов с военной контрразведкой через армейские круги, заинтересованные в урегулировании конфликта в республике, причем в обход других служб, таких, как УВКР, в обход главы ФСК Агромова, — Михаил Владимирович не знал, что думать. Конкуренция между оперативными службами и даже между их отдельными подразделениями возникла не сегодня и не вчера. Об обострении противоречий, которые давно уже стали каждодневной реальностью работы этих служб, его предупреждал и Окатышев. Именно этим, по словам генерала, объяснялись недавние кадровые перестановки. Но как-то с трудом верилось в саму схему. В войсках будто бы больше сторонников урегулирования, потому что воюют и лишаются жизни на поле брани именно те, кто служит в армии. А армейские спецслужбы будто бы не очень стремятся к урегулированию, потому что каша заварена не просто так, но с конкретными целями, которые всё еще не достигнуты. И не последняя роль в их достижении отводится, разумеется, ФСБ и соподчиненным ей службам…

Всё здесь казалось писаным вилами по воде. Ведь дураков давно не держали в своих рядах ни с той стороны, ни с этой. На всю Чечню не нашлось бы сегодня и одного простофили, который бы не понимал сути проблемы. Стоглавая гидра гнездилась в том самом Главном управлении, к которому пытался апеллировать Кадиев. Пробирочный сепаратизм, клон чудища, каким бы скрещиванием его ни выводили, смешав в одной колбе все, что попалось под руку — доморощенный ислам, чернобородую спесь чучмека, розничное достоинство Масхадовых и иже с ними, продажный патриотизм басаевцев и завезенную иорданскую чернь Хаттаба… — этот клон смог дорасти до многоклеточного зародыша, но тут и случилось непредвиденное: его бросили на произвол судьбы. Стоило ли удивляться теперь, что подросший клонированный змий посрывал замки с клетки и, как в фильме ужаса, пошел топтать живых человеков. Сегодня он не поддавался укрощению. Лжесепаратисты басаевцы и прочие, вполне понимавшие, какая роль на них возложена, всё крушили направо и налево от имени всех чеченцев, они никому не давали выйти из игры. Протестовать, не соглашаться — всё равно что ставить себя под еще более целенаправленный удар, поскольку возможной становилась любая спекуляция: предатель Басаев, находившийся на прикорме у спецслужб и предающий интересы всех поголовно, мог запросто обвинить в измене и трусости кого угодно, даже Масхадова, независимо от того, являлся тот настоящим патриотом или всех водил за нос. Таким образом Басаеву удавалось управлять не только Масхадовым, но и остальными, навязывая всем «точку зрения» войны без правил. В результате, от начатого никто не мог отступиться. Необратимым стал сам процесс. Оставалось непонятным, на что рассчитывает Кадиев, обращаясь непосредственно к тем, кто змия клонировал.

С другой стороны, демагогией ведь было и мнение, что, не будь всех этих под-клонов: Басаева, Масхадова, Хаттаба и прочих, всё обернулось бы еще более тяжелыми последствиями, потому что вместо них пришлось бы иметь дело с никому не известными и не подконтрольными моджахедами родом из аравийских пустынь, которые заняли бы их место. На данном этапе ситуация вполне поддавалась контролю. Если бы не вербовка и не продажность главарей, то среди воюющих нашлось бы немало таких, кто занял бы более здравую позицию, а это позволило бы чеченцам спастись от геноцида, который на сегодняшний день стал неотвратимой реальностью…

С того дня, как видеозапись с кадрами, запечатлевшими Петра Рябцева, аналогично первой кассете пришла по почте на адрес отца братьев Лопуховых в Туле и была ими передана в руки офицеров оперативного отдела штаба округа, генерал Окатышев периодически звонил Рябцеву-отцу и обнадеживал: для освобождения его сына делается всё, что в человеческих силах. Уже к середине апреля в Чечне удалось провести детальные переговоры об обмене. Анализ ситуации и всей сопутствующей информации, которая стекалась из разных источников, позволял надеяться на успешное завершение операции.

Вопрос решался напрямую. Посредник на месте смог вступить в переговоры с самим Кадиевым, отправившим видеозапись. Генерал признавал ошибочность некоторых действий, предпринятых на начальном этапе, — немало времени было упущено. Он объяснял это тем, что командование поначалу склонялось к версии, что за предложением Кадиева — обменяться пленными — стоит замысловатый маневр с целью оказать влияние на высшие военные круги, помешать генералитету принять решение с непредсказуемыми для соперника последствиями, тогда как действия предсказуемые с любой точки зрения предпочтительнее, — такова природа боевой стратегии и тактики. Но Окатышев просил не драматизировать. Серьезных срывов пока не произошло. Его люди понимали степень ответственности, которая на них возложена. После завершения консультаций в Грозном оставалось согласовать решения на других уровнях, уже у себя дома. Именно этим генерал и занимался в настоящее время.