Вячеслав Репин - Хам и хамелеоны. Том 1

При обсуждении «голограммы» Иван заметил, что Глебова коробят эпитеты — «черный ход», «замызганный»… Но в целом их оценки личности «кандидата» не очень разнились. Они были, в частности, единодушны во мнении, что кандидатура могла быть идеальной для чисто функционального использования. Например, в сфере обслуживания какой-нибудь властной структуры, где новаторству негде развернуться. И конечно, при условии, что такой человек будет оставаться подконтрольным. Для этого «горизонт» его должен быть чистым и ясным. Однако Глебов не понимал до конца, почему Иван отнес «кандидата» к «гладкому» типу. Иван запомнил его фамилию — Долгоусов. Имя-отчество, Герман Маркович, тоже не могли не запомниться.

Вереницын Аристарх Иванович — так отрекомендовал чиновника в телевизоре диктор ведущего канала новостей. Еще больше озадачивало то, что эту фамилию — Вереницын — Иван не раз слышал в Москве, дома у брата. В самой путанице с фамилиями и именами ничего странного как будто бы не было. Глебов неоднократно предупреждал, что в процессе работы имена и фамилии использовались условные. Этот принцип был принят на вооружение с конкретной и дальновидной целью: эксперименты с кандидатурой таким образом проводились в закрытой системе, в среде, очищенной от внешних воздействий. Такой подход казался Ивану опрометчивым уже потому, что столь существенные пробелы в сведениях о человеке, тем более с заменой ФИО на условные, вели к ошибкам в анализе. Действительные имя и фамилия сообщали о человеке подчас очень многое, ведь сам их обладатель, как правило, бессознательно соответствовал генеалогическому, гносеологическому и просто этимологическому подсмыслу своих имени и фамилии. Человек, которого звали, к примеру, Андреем, с детства рос, развивался и впоследствии жил совершенно не так, как названный Ромой или Вовкой. Ивану это казалось очевидным… Дмитрий Федорович его точку зрения не оспаривал. И даже обещал посоветоваться на этот счет с другими сотрудниками. Он хотел сопоставить различные мнения.

И вот на реальном жизненном примере приходилось констатировать, что расхождение между словом и делом тут куда более существенное, чем можно было предполагать. Однозначно забракованный «кандидат» оказался именно в той роли, которая меньше всего соответствовала его личным задаткам. Заурядный гомосоветикус, выведенный еще в кадровом инкубаторе СССР, пройдя через горнило агентства Глебова, преспокойно исполнял роль должностного лица, наделенного большими полномочиями и представлявшего правительственное учреждение…

На просьбу Ивана о внеочередной встрече Дмитрий Федорович отреагировал мгновенно. Он предложил увидеться в тот же день после четырех.

Глебов выслушал Ивана с неподдельным вниманием. Реакция его была неожиданной: в сомнениях Лопухова он не видел ничего предосудительного. Заключения о профпригодности того ли иного «кандидата», которые давались специалистами агентства, имели сугубо рекомендательный характер. Окончательные решения заказчик всегда принимал сам, на свой страх и риск, интерпретируя подготовленный материал так, как ему заблагорассудится. Принцип «дублирующей системы» четко соблюдался. Сам Глебов не считал его безупречным, однако в этом и заключалась специфика их работы, — с данной точки зрения труд, конечно, неблагодарный.

Ивана так и тянуло за язык спросить, как могли заказчики позволить себе выбрасывать на ветер деньги и немалые, тратясь на дорогостоящие разработки, если им никто не мог ничего гарантировать. Но по глазам Глебова, вдруг ставшими непроницаемыми, он понял, что ответа на свой вопрос не получит. Хотя бы потому, что отвечать на его вопросы здесь никто попросту не собирался. Эта мысль впервые пришла ему в голову.

— Задача наша этим и исчерпывается. Проанализировали — и хорошо, и достаточно. Лишнего на себя не берем, — подвел черту Дмитрий Федорович. — Так что не расстраивайся за наших заказчиков. И не обижайся ни на кого…

— Дмитрий Федорович, а на меня вы случайно не заказывали голограмму? — полюбопытствовал Иван.

Глебов, посомневавшись, с явной неохотой извлек из выдвижного ящика папку, открыл ее и невозмутимо зачитал:

«Сухая спортивная комплекция. Рост выше среднего. Питается умеренно, это вообще выдает склонность к аскетизму. Физиогномический анализ позволяет предположить, что долгое время жил за границей. Наличие реальных дарований в сфере гуманитарных знаний не исключает того, что сам преувеличивает свою одаренность. Последователен, осторожен в решениях. Возможно, мнителен. Принципиален, что рано или поздно приводит к натянутости в отношениях с людьми. Повышенная требовательность к себе и другим неизбежно оборачивается конфликтами с окружением…»

— Продолжать?

— Да, пожалуйста, — попросил Иван, понимая, что недооценивал Глебова и глубоко заблуждался, думая, что переигрывает его в дискуссиях.

Бросив на Ивана понимающий взгляд, Дмитрий Федорович продолжал:

«Характер жесткого волевого склада. К главным недостаткам следует отнести честолюбие. Некоторые черты лица, особенно его нижняя часть, говорят о том, что обладает силой воли. Морально устойчив. По натуре скорее вспыльчив. Но стыдится этого как слабости. В людях ценит прямоту, ум, воспитанность. При этом с равными себе общего языка не находит — комплекс „горе от ума“. Можно смело утверждать, что людей недолюбливает. В социуме предпочитает общение с женщинами, детьми и лицами пожилого возраста. Скорее всего, бездетен. Холост. Немного закомплексован. Комплексы и удерживают его от многочисленных половых связей, несмотря на то, что сексуальные потребности, скорее всего, повышенные. Предпочтение отдает женщинам худощавым, со слабо развитой грудью. Безразличен к сладкой пище, но может проявлять склонность к алкоголю, курению, употреблению наркотических средств. В целом неудовлетворен собой и своей жизнью. Человек не авантюрного склада, но готов пойти на риск, если ставки в игре не слишком высоки либо если это льстит его самолюбию, или удовлетворяет личные амбиции. Также можно назвать его человеком с двойным дном. Прекрасно знает, что самолюбив, но в этом не раскаивается. Ценит такие качества, как честность, чувство собственного достоинства, принципиальность, мораль, и уверен, что обладает ими. Не исключено, что в экстремальной ситуации способен проявлять малодушие. Для деятельности в качестве простого исполнителя непригоден…»

Повисла пауза.

— Всё правильно, — улыбнулся Иван через силу.

— Нет, не всё…

Глебов отложил в сторону папку и какое-то время молчал, глядя в окно.

— Видишь, как мы субъективны. Но без этого нет анализа, — наконец произнес он. — Горизонт событий, о котором ты говорил, прекрасно это объясняет.