Вячеслав Репин - Хам и хамелеоны. Том 1

Глебов положил лист на стол, сцепил руки на затылке, помолчал, потом произнес:

— Отчихвостил ты товарища, нечего сказать. Что удивительно, почти всё в точку. Насчет гомосексуальных наклонностей ты, правда, загнул.

— Да я тоже так подумал потом, — согласился Иван. — Но вы просили без самоцензуры, как покажется, так и излагать.

— Хотя… может, ты и прав. Надо подумать. Очень даже может быть, что ты попал в точку… — Глебов даже оживился. — Неосознанно, говоришь?

— У мужчины с размером стопы сорок или сорок один очень много неосознанного, — сказал Иван.

— Это почему?

— Приходилось наблюдать. Иногда это даже по лицу заметно. Черты, взгляд… Как правило, у таких людей полноватое лицо, но черты резкие, «сухие», нередко лоб высокий, залысины… А взгляд — снизу вверх. Замечали, люди невысокого роста смотрят в объектив с особым выражением, немного задирая подбородок…

— Я понял.

Что-то еще сверив в тексте, Глебов задержал на госте взгляд и удовлетворенно кивнул:

— Я знал, что у тебя получится. Вообще я впервые имею дело с пишущим человеком. У меня были сомнения, ты уж не обижайся. Насчет твоего КПД… А работа хорошая. Даже, можно сказать, отличная.

— Я не считал это работой…

— Насчет роста всё правильно. У коротышек мозги по-другому устроены. Склад ума и особенности характера — вот где проблема. Болезненное самолюбие, амбиции… Людей невысокого роста вообще нельзя допускать к лидерству. Желудок слишком близко к сердцу. Такие только о реализации своих планов думают, на остальных им плевать. Не согласен? — Глебов вопросительно посмотрел на Ивана.

— Чрезмерные обобщения — это тоже закрытая система в своем роде. Любая система качественно перерождается, если использовать ее с натяжкой. Обобщать нужно осторожно. История кишит карликами.

— Ну ладно, это мы еще обсудим… Ваня, ты прости, я должен ехать, не смог предупредить тебя заранее. Мы не закончили, нужно всё как следует обсудить… Ты не мог бы завтра зайти? В это же время? А пока…

Глебов достал из стола перетянутую резинкой пачку банкнот.

— Твой гонорар, — сказал он, протягивая доллары.

Иван с недоумением уставился на деньги.

— Здесь две тысячи долларов. В счет того, что ты принесешь в следующий раз. Будем считать, что это аванс… Сработаемся — постараюсь платить столько же ежемесячно. Устраивает?

— Мне нужно знать конкретно… Объем работы, сроки?

— Договоримся, не переживай.

Протянув уже в дверях руку, Глебов поинтересовался:

— С отцом-то созваниваетесь?

— Вчера говорили.

— Привет передавай при случае… Ну, до завтра.

Глебов отвел для встречвторник. С очередной порцией фотографий и аннотаций к ним Иван появлялся на канале Грибоедова в вечернее время. Принесенные «голограммы» разбирали вместе. Некоторые Глебов одобрял с ходу. Над другими задумывался, выражал сомнение по поводу той или иной детали, подчас самой незначительной, и бывало отвергал заключения, которые Иван взял за правило прилагать в конце. Но полностью браковал работу редко. Он никогда и ни на чем не настаивал с категоричностью. К просмотренным «голограммам» больше не возвращались. Но на столе появлялись новые и новые фотографии…

Иван почти сразу обратил внимание на то, что фотографии людей зрелого возраста даются ему легче. Таких и было большинство. В редких случаях «кандидатам» оказывалось меньше тридцати. Он полагал, что трудность в обработке этих снимков заключается в том, что не окончательно сформировавшейся оставалась личность самих «кандидатов», ввиду чего в образе присутствовала некая незавершенность, которая не могла не отражаться на внешних данных, поэтому при интерпретировании возникали иной раз трудности.

С «кандидатами» женского пола — этим своеобразным подарком — работать было легче, чем с образами мужчин. Всех женщин на фотографиях роднило что-то общее, очень типичное, хотя и с трудом поддающееся ясной лексической оценке. Но, что удивительно, достаточно было один-единственный раз выстроить конкретный женский образ в соответствии со строго заданными критериями и отбросив всё второстепенное и незначительное, сосредоточиться на ясной ноте, звучавшей чисто, наподобие камертона, и «голограмма», выводимая по этой методике, оживала сама собой — она оказывалась практически универсальной для всех остальных «кандидаток».

Отсутствие ярких дарований, плодовитость в буквальном смысле слова, приверженность стереотипным ценностям среднего непритязательного человека — таким, как дом и семья, — тяга к простым домашним занятиям и вместе с тем практически поголовная, но без крайностей, неудовлетворенность жизнью… Прибавить к этому врожденное простодушие и невысокий уровень образованности, что было каким-то повальным явлением и очень бросалось в глаза, а также отсутствие больших личных амбиций… — и получался законченный собирательный образ. Совокупность качеств превращала «кандидаток» в идеальных исполнительниц, пригодных для работы практически в любой сфере. Вскоре Ивану пришлось констатировать и другое: женщины в массе своей были не только порядочнее представителей сильного пола, но и вообще как-то более совершенно, более гармонично устроены. Глебов в шутку говорил ему, что, для того чтобы так хорошо разбираться в тонкостях женской натуры, нужно либо родиться женщиной, либо быть отъявленным волокитой…

Иван и сам порой удивлялся тому, что многое ему дается с ходу. Иногда ему стоило лишь взглянуть на лицо человека и мысленно зафиксировать на себе его взгляд, чтобы представить себе его речь, походку, рукопожатие, манеру держать себя за столом, на людях и даже его поведение в постели. Но что обращало на себя внимание: в комментарии всё чаще вкрадывались повторения. Иван не мог не замечать этих «тавтологий», понимал, что избегать их в дальнейшем будет трудно. Глебов оказался прав, предупреждая его, что таким делом невозможно заниматься постоянно: не успевает человек набить руку, как энтузиазм его улетучивается по причине монотонности и однообразия занятия. В результате острота восприятия притуплялась, несмотря на приобретаемый опыт и совершенствовавшуюся точность в оценках. Бороться с этим было бесполезно.

«Отработав» множество фотографий, Иван пришел к неожиданному для себя выводу: все анализируемые им «кандидаты» делились, причем довольно четко, на два типа. Такое деление оказывалось гораздо более объективным, нежели на полезных и бесполезных, одаренных и бездарных, добрых и злых, плохих и хороших. И тут уже немногое зависело от возраста, даже если исходный возрастной критерий по-прежнему играл заметную роль.

Первый тип, отличавшийся определенной прозрачностью, анализу поддавался легко. Не требовалось сильно напрягать воображение, чтобы «оживить» человека и подвергнуть его доскональному «разбору», погружая абстрактно воссозданный образ в ту или иную среду, будто в пробирку с нужным химическим составом, проверяя таким образом, как он поведет себя в определенной ситуации. Иной раз Иван поражался напрашивающейся аналогии с физическим ощущением, возникавшим от движения ладони по некоей округлой поверхности. Нервные окончания ладони улавливали выпуклость и фактуру — шершавую или гладкую. Это позволяло описывать форму предмета и даже некоторые его свойства. Данный тип Иван так и называл для себя — «шершавым».