Вячеслав Репин - Хам и хамелеоны. Том 1

— Иван Андреич, а ты отдаешь себе отсчет, что попал из огня да в полымя?

— Вроде бы… Но вы правы, я не очень хорошо понимаю, что здесь происходит, — признался Иван.

— Даже люди, всю жизнь здесь прожившие, и то не все понимают, что здесь происходит. Об этом долго можно говорить. Сколько ты здесь уже?

— С похорон мамы.

— Ты, кажется, женился там? И жена не из совсем простых вроде?

Иван помедлил:

— Бывшая… мы развелись. А что до титула, так отец бывшей жены получил его не по крови. Там далеко до аристократии… А вот Коле язык придется подрезать.

— Коля не виноват. Из него мне тоже всё клещами вытягивать приходилось. Да и сам я кое-что знал. Ты когда уехал, такой скандал случился — на Камчатке слышно было. Детьми-то не успел обзавестись?

Иван покачал головой.

— Что ж, тем проще… Наделал ты бед отцу, а, Иван? Ведь он мог бы служить тогда да служить! И как всё изменилось, кто бы мог подумать?

— Да, много было абсурдного в тогдашней жизни. Сколько сил, энергии, воли людской тратилось непонятно на что, — по-своему понял сказанное Глебовым Иван. — Жизнь, наверное, вообще — сплошное стечение обстоятельств.

— Вот тут не согласен. В нашей жизни нет абсолютно ничего случайного, — возразил Глебов. — Это только кажется.

— В жизни человека… в моей, вашей, в чьей-то еще… невозможно разобраться, если смотреть на вещи со стороны… хотя это странно звучит на первый взгляд, — сказал Иван. — Часть и целое — это одно. Но суть жизни человека в частном, не в общем.

— Если утверждать обратное, тоже будет правильно, — сказал Глебов.

— Но интересно, что, когда мы имеем дело с человеком… как бы это сказать… не очень понятным. Частное помогает разобраться в нем, а общее вводит в заблуждение, — сказал Иван.

— Например?

Иван замешкался.

— Ну как это объяснить?.. Человек становится яснее, прозрачнее, когда видишь его в обычной обстановке, — сказал Иван. — Например, в быту, дома. Но для этого не обязательно идти к нему в гости. Это можно просто вообразить. Достаточно представить его сидящим в пижаме перед телевизором, с детьми или с собакой. Иногда глядя, как человек ест, больше о нем понимаешь, чем проговорив с ним сутки.

— Может быть, — согласился Дмитрий Федорович. — Только для этого нужно обладать даром наблюдательности, а он дается не каждому. И вообще, собаку надо съесть на описаниях всяких, на то ты и писатель. Я, кстати, как-то читал статью твою на эту тему.

— Мою? — удивился Иван.

— Коля уважил, прислал. «Об открытом и закрытом…», что-то такое там было в названии. Некоторые мысли были замечательные, — сказал Глебов. — Я даже хотел позвонить твоему отцу — похвалить сына, да замотался…

Речь шла, видимо, о статье, носившей немного невнятное, но громкое название: «Об открытом и закрытом в художественных прозрениях и бессмыслице», которую Иван опубликовал в Москве два или три года назад, чтобы во всеуслышание разгромить собственные опусы и литературные воззрения, правда, с полным пониманием того, что публичное харакири для литератора — это залог успеха. Чем его потом и попрекали. Услышав о статье, в то время казавшейся важной для него, а сейчас — заумной, манерной, Иван не знал, как реагировать. Задним числом он никогда не относился ревностно к тому, что печатал; внутренний мир, запросы, требования к себе менялись, опубликованное всегда устаревало, по крайней мере, в его собственных представлениях.

— Только я не всё понял. Насчет открытости… уж слишком мудрено было написано… — простодушно признался Дмитрий Федорович.

— Формы, которые порождает природа, принципиально отличаются от искусственных, порождаемых интеллектом, — с готовностью объяснил Иван, уже успевший сообразить, что Глебов не так прост, как хочет казаться. — Я упрощаю, но суть была в этом. Идея не новая.

— Это понятно. Но меня больше заинтересовало то, что касается человеческой открытости…

— Вам это действительно интересно?

— Очень.

— Вам не приходилось видеть графическую схему распространения Интернета? Поразительно похоже на выкорчеванное дерево. Изначально закрытая структура… или система, называть можно как угодно… то, что изначально является продуктом интеллектуальной деятельности, может развиваться в структуру открытую, — стал объяснять Иван. — Главная проблема с закрытой структурой заключается в том, что ее приходится использовать такой, как есть. Потому что она герметична по определению. Естественно, что количество комбинаций, доступных в закрытой системе, ограниченно. Возможностей меньше. Тем она и хуже, понимаете?.. Абстрактно звучит. Но мы живем с этим, сталкиваемся ежедневно. Выводы можно делать интересные, объективные… Случайно увлекся этой темой, — добавил Иван. — Один лондонский знакомый занимался топологическими исследованиями, ну и меня заразил…

— То же самое в принципе и о людях можно сказать, — заметил Глебов.

— Можно… — кивнул Иван и продолжил. — По этому критерию людей можно поделить на две категории. Жизнь человека открытого может развиваться в любом направлении. Комбинаций много, возможности любые. Противоположный тип — человек закрытый. Смотришь на него — вроде молод, вроде всё впереди у него. Но он кажется состоявшимся как личность, каким-то завершенным, даже совершенным или просто неисправимым — по-разному можно интерпретировать. С таким человеком уже ничего не может произойти особенного, выходящего за рамки, понимаете? Этот тип более понятный, более просчитываемый. Первый — нет.

— Поразительно… поразительно интересно, — Дмитрий Федорович был явно озадачен. — Если я правильно понимаю, этот метод позволяет людей… раскалывать?

— Наверное. Не всех, конечно… Но большинство можно подогнать под тот или иной архетип. После этого человек становится «считываемым». Это как поиск по алфавитному указателю или раскладывание пасьянса. Если известны правила, точное количество карт — секретов нет. Ну, так мне кажется…

— А если смотреть на человека как на открытую систему, поступки его предсказывать сложно, так? — развил его мысль Глебов. — Правильно я понимаю?

— Да, примерно так. Чтобы от этой проблемы избавиться, подопытного нужно перевести в другую, закрытую категорию. Это не так сложно. Кого угодно можно перелить из открытой формы в закрытую. С некоторой натяжкой, конечно… — сказал Иван. — Представьте себе колоду карта… Если карты меченые, сколько ни тасуй, всё равно хозяин карт будет контролировать процесс игры. Я пробовал — получается.

— Ну, не любого расколешь в два счета, — усомнился Глебов. — Вот интересно, что ты скажешь обо мне… — Дмитрий Федорович вызывающе смотрел на гостя. — Меня ты можешь представить в пижаме?