Вячеслав Репин - Хам и хамелеоны. Том 1

— Я не уверен, что вы спите в пижаме, — помедлив, сказал Иван. — Не все спят в пижамах.

— И я один из них?

— Вы знаете, что вам нужно. У вас всё ясно в голове, в какой-то мере упрощено. Поэтому и не любите пижам. Связь очевидна. Но я не могу объяснить точнее.

— Ты прав. Никогда не мог спать в пижаме, — подтвердил Дмитрий Федорович. — Ну-ка, Иван, объясни популярнее, — интерес Глебова не ослабевал. — Очень любопытные вещи ты рассказываешь.

Лопухов на миг задумался и принялся объяснять:

— Чтобы научить человека ваянию, когда его учат лепить, например, портрет, первым делом нужно привить ему навык смотреть не на черты лица модели, а на линии и на контуры пустого пространства вокруг лица и головы. Есть такое правило. Вокруг — пустота, воздух. Но ведь пустота тоже имеет форму, понимаете? Форма пустоты имеет столь же существенное значение, как и форма самой головы, лица. Если удается точно воспроизвести контур пустоты, обязательно получится правильная линия модели. Наверное, можно было бы назвать этот метод апофатическим.

— То есть от противного?

— В каком-то смысле.

— Хорошо, — кивнул Глебов. — Теперь задачка посложнее. Давай возьмем конкретный пример из жизни. Ну, например: можешь Масхадова представить в пижаме?

Вопрос был неожиданным. Иван долго раздумывал.

— Одной фантазией — нет. Наверное, нет… — ответил он. — Но если проехать по стране, по России, я хочу сказать по глубинке, по селам… мне кажется, что это будет не так уж сложно. След события, зачаток его всегда где-то отложится. В лицах людей, в запахе пищи, в том, как выглядит их дом, одежда, хозяйство, природа вокруг. Чтобы уловить это, почувствовать, достаточно быть… как это правильно сказать… логичным, последовательным.

— Ты на Северном Кавказе был когда-нибудь?

— Давно. В советские времена.

— И видел зачаток сегодняшних событий?.. Согласно твоей логике, этого нельзя было не видеть…

Иван помолчал, а потом неуверенно произнес:

— Думаю, что видел. Просто не умел тогда… не умел наблюдать. Дело было летом. Со мной учился ингуш. Как-то он позвал в гости к себе, в Грозный. Жуткая жара стояла. Больше сорока в тени. Вокруг города — рай. Даже описать трудно. Настоящий цветущий рай. А сам город серый, загазованный. Там была какая-то особая атмосфера. Атмосфера нависшей угрозы. Это ощущалось в воздухе, уверяю вас. Двадцать лет назад… На выходные мы попали в травмпункт. Где-то в центре города. Соседский мальчуган ногу подвернул… Пришли — там очередь. Все сидят, какие-то страшные физиономии у людей. Парень рядом кровью истекает, но сидит и ждет, как все. Оказывается, пырнули ножом. Почему, спрашиваю, человека с такой раной не принимают без очереди? На меня посмотрели, как на идиота. Тут, мол, таких, как он… Всё это тогда уже было. Колония, из которой выжимали соки. А люди жили в скотских условиях. На их бесправии наживалась местная знать, прислуживавшая центральной власти. Вот и всё… То, что сегодня там происходит, — это тот же самый травмпункт, только в другом масштабе.

— Интересно, очень интересно… — Дмитрий Федорович задумался. — А российскую глубинку знаешь? Тула — это не в счет.

— Плохо.

— Но всё-таки?

— Иногда у меня похожее чувство бывает, — сразу уловив суть вопроса и словно пересиливая что-то в себе, ответил Иван. — Пару лет назад с друзьями ехал из Калининграда в Москву… на машине. Знакомые дом хотели купить под Псковом и решили взглянуть на местность… Гниющие села посреди болот. Одна ольха повсюду. Нормальных деревьев не увидишь, изредка только попадаются березки, сосенки… Не знаю, как это объяснить, но картина сюрреалистическая. Какой-то no men’s land. Весь северо-запад России производит одинаковое впечатление — какое-то… страшное, — с заминкой произнес Иван. — Когда думаю, что мой дед… где-то в тех краях, под Великими Луками, замерз в войну раненый, на пенечке, — не по себе становится. Ради чего? Ведь эта земля теперь никому не нужна. Высасывать из нее нечего, вот и бросили на произвол судьбы. Пока опять кто-нибудь под себя не подомнет. Да что там говорить… это видеть надо, словами не опишешь… Пустот в мире не бывает, — добавил Иван. — Природа не терпит пустоты.

— Да… тут ты прав, — согласился Глебов.

Хрустнув суставами — возраст всё же давал о себе знать, — Глебов поднялся, прошел к шкафчику в углу комнаты, извлек какую-то папку и, развязав тесемки, выложил на стол несколько фотоснимков.

— Что ты думаешь об этих людях? — спросил Ивана Дмитрий Федорович. — Вот об этом, например… на первом снимке?

— В каком смысле? — не понял Иван.

— Если тебе легко людей в пижамы наряжать в воображении, то нетрудно должно быть и по фотографии.

Иван внимательно посмотрел на снимок.

— Что он за человек, по-твоему?

— Чиновник. Русский, советского типа… У него такое… такая… — Иван замялся.

— Пачка, ты хочешь сказать? — улыбаясь, подсказал Глебов

— Да, пожалуй, что пачка, — согласился Иван. — Такие лица бывают у людей… военных. С невысоким званием. У тыловиков, которые дачи свои отделывают, эксплуатируя солдатиков, — не отрывая глаз от снимка, закончил он.

Глебов удовлетворенно кивнул. В суждениях Лопухова его что-то удивляло, но он пока не понимал, что именно.

— А этот? — Дмитрий Федорович показал на другую фотографию.

— Здесь всё иначе. В лице что-то нездоровое, — без уверенности прокомментировал Иван. — Почки больные? Я почти уверен. Глаза, смотрите, навыкате немного. Зобная часть отвисает.

— И что?

— Выводы разные напрашиваются. Вряд ли это человек уравновешенный, это первое. Не исключено, что черств немного по натуре. Проблемы со щитовидной железой, что, кстати, тоже подтверждает мою мысль о его неуравновешенности.

Без комментариев Глебов показал Ивану следующий снимок.

Окинув фотографию быстрым взглядом, Иван от оценки тоже отказался:

— Этот тип я не понимаю.

— Можешь объяснить почему?

— Почему не понимаю? Гладкое лицо, у которого нет ярких черт. Всё размыто. Или снимок необычный. Что-то в нем есть такое… — Иван взял фотографию со стола, несколько секунд изучал понурый лик обладателя широкого лба с высокими залысинами. — Ничего не могу сказать. Нейтральное лицо. Неживое.

Лицо Дмитрия Федоровича стало непроницаемым.

— Этот человек умер полгода назад, — сказал Глебов.

— Что это за тест, может, объясните? — благодушно осведомился Иван.

— Иван Андреич, я думаю, ты талантливый человек, — объявил Глебов. — Может быть, даже очень талантливый. Не многие профессионалы попадают в точку с первого раза, поверь моему опыту. В этом, кстати, и заключается моя работа. Нам представляют кандидатов, а мы, являясь консалтинговой фирмой, своего рода кадровым агентством, рассовываем их по тем местам, где они нужнее всего. В фирмы и конторы, которым нужен персонал. Развелось-то их — тьма-тьмущая.