Вячеслав Репин - Хам и хамелеоны. Том 1

Филиппов встал. Телохранитель Андрей, молча сидевший всё это время на стуле у входа, тоже поднялся, и они вышли.

— Что я папе-то буду говорить? Как я ему всё это объясню? — простонал Николай. — Ты вот, тоже… Будешь в Питере сидеть, заподозрят в чем-нибудь. Эта шайка… Никакой Филиппов и никакой Дмитрий Федорович не спасут. Ты же видел, как они орудуют. За волосы да башкой об стену… Действительно, ехал бы ты к папе… Или, хочешь, в Москве на даче поселю? В Кратово у знакомых дача стоит пустая. Всё есть. Баня, сторож, собака… Ну, что ты как воды в рот набрал?

— Нужно что-то делать, — сказал Иван. — Поздно на дачах отсиживаться.

— Да, нужно, — согласился Николай. — Но я не знаю, с чего начинать. Посоветуй…

Был одиннадцатый час, и Николай предложил заказать ужин в номер. Но Иван предпочел поехать домой, хотел выспаться. Отпустить брата без сопровождения Николай не захотел и, позвонив Филиппову, попросил того подогнать машину ко входу, а затем решил ехать со всеми за компанию на Гороховую, проветриться на сон грядущий…

Дни шли. Николай не мог принять окончательного решения. Планы, что ни день, менялись, и каждый раз из-за новостей, которые приносил Филиппов. Очередная такая новость заставила всех сесть в поезд в конце недели. Побаиваясь за дочь, Николай решил увезти ее в Москву. А заодно и брата…

Филиппову удалось наконец выяснить, что среди «опекунов» Маши есть лица, известные местным правоохранительным органам. А в четверг новое происшествие окончательно свело на нет еще теплившуюся надежду на благополучную развязку. Около восьми утра в номер к Филиппову позвонил неизвестный, который сообщил, что готов поделиться сведениями о «разыскиваемом человеке» и предложил в полдень встретиться в Летнем саду, но без «наружки».

На встречу, точно в назначенное время, явился коренастый бритоголовый субъект. Персонаж был новый, незасвеченный. Филиппов с категоричностью настаивал: среди тех, кто пас их на Миллионной, этого мордоворота не было… Не теряя ни секунды, незнакомец заявил, что «мамочку с карапузиком» опекают «серьезные люди». И они, мол, готовы отпустить обоих на все четыре стороны, если им будет предложена «компенсация» за понесенные убытки. Тут же прозвучало и предупреждение: малейшая инициатива «нанесет непоправимый ущерб здоровью матери и ребенка». В Петербурге «мамочки» якобы всё равно уже нет, она уехала «отдохнуть» за границу. Братьям предлагалось платить и «не дергаться».

Филиппов уверял, что на встрече в Летнем саду бритоголовый незнакомец излагал заученное наизусть. Другими полномочиями «парламентера», похоже, просто не наделили. Сумма «компенсации» оставалась не названной. Об условиях «парламентер» пообещал сообщить позднее: с Лопуховыми свяжутся по телефону. Братьям явно давали время подумать.

По мнению Филиппова, в логической цепочке событий даже слепой не мог не увидеть одного слабого звена. Зачем вообще понадобилось устраивать встречу? Ведь с тем же успехом можно было всё сказать по телефону. Зачем «светить» сообщника, тем самым подвергая и его и себя — по цепочке — опасности? Ведь практически любого человека сегодня можно опознать по внешности, а уж тем более такого незабываемого субъекта.

Тот факт, что к жесткому профессиональному стилю вымогателей примешивался редкий для таких дел дилетантизм, наводил на мысль, что сделанный ход был всё же просчитан, — во всяком случае, это очень походило на правду. Тем более что в тот же день Филиппову удалось установить и личность «парламентера». В картотеке питерского ГУБОПа он числился как Салавди Тахаев. Место жительства — Выборг. Профиль противоправной деятельности — очерчен не совсем ясно. Но, как минимум, сбыт краденых автотранспортных средств, которые ввозились из Скандинавии и находили себе покупателей оптом и в розницу или же в виде запчастей. Так что тут и не пахло заложниками и похищениями.

Подполковник петербургского ГУБОПа, с которым Филиппова связал бывший московский коллега, согласился оказывать содействие на месте, раз уж криминальный жанр, с которым Филиппов столкнулся, затрагивал интересы его службы. Но пока в Петербурге не знали, чем помочь конкретно.

Филиппов сразу высказал предположение, что Тахаев — «шестерка», что он, по-видимому, не имеет представления о том, в чем принимает участие. Лицо или группа людей, стоявшие за Тахаевым, были, скорее всего, заинтересованы в том, чтобы подозрение пало на уроженцев горных районов, — такая схема никого бы не удивила. Цель же могла преследоваться самая нехитрая: запутать следы, выиграть время. Здесь, по мнению Филиппова, и следовало искать ключ к ситуации…

Иван провел на Солянкеночь, а на следующий день брат отвез его на дачу в Кратово, подальше от домашних ссор на Солянке, которые не утихали — на этот раз из-за своевольного решения Николая увезти дочь в Москву.

Николай приезжал на дачу каждый вечер. Если удавалось избежать пробок, шофер Глеб Тимофеевич привозил его к восьми часам, но бывало, что и на ночь глядя.

Братьям нравилось ужинать у камина, раскочегаривая открытую шамотную топку березовыми поленьями. Дрова сторож припас отборные. Печка нагревалась до такой степени, что гудела стена, и даже при открытой двери на террасу холода в комнате не чувствовалось. После домашней духоты хотелось на улицу, на мороз. Желание просквозить легкие свежим ночным воздухом было особенно неодолимым, когда со двора тянуло печным гаревом, а дым, валивший из трубы сторожки и из дымохода самого дома, на фоне чистого звездного небосвода расправлялся в лунном свете двумя ровными штанинами.

Имевшаяся при даче сторожка — настоящий двухэтажный каменный дом — подпирала в конце дачного парка глухой кирпичный забор в новорусском стиле. В сторожах служил бывший лесник Иван Семенович, выгнанный взашей с прежней службы за то, что регулярно прочищал ружьишко в «своем» лесу, никак не желая считаться с обстоятельством, что лесное хозяйство давным-давно оприходовал местный приватизатор. Семеныч так и не смог сжиться с мыслью, что его, как крепостного, приватизировали вместе с лесом.

Дважды Иван звал сторожа на ужин. Не дурак выпить, причем исключительно водки, Иван Семенович не умел говорить ни о чем, кроме охоты и хозяйства. Из разговоров с ним складывалось впечатление, что он живет в какой-то другой стране — в точности как Лопухов-отец и его тульский сосед Палтиныч. Они существовали в своем параллельном мире. Поэтому и разочарований испытывали меньше. Иван Семенович ни от кого ничего не ждал, ни на кого не таил обиды. Он никогда и ни о ком не говорил плохо, да и вообще был убежден, что на родине у него никогда по-другому и не жили: всегда тянули лямку и никогда не знали достатка.