Лев Рубинштейн - Целый год. Мой календарь

На весь следующий день я становился самым главным человеком в классе.

Мне вообще везет на всякие ничем не объяснимые странности.

Но, может быть, самое странное и необъяснимое, что я видел в жизни, была настенная надпись мелом, на которую я наткнулся в городе Берлине в середине 1990-х годов. На стене какого-то невзрачного дома, мимо которого я шел куда-то, было написано, причем по-русски: «Парацельс — убийца!».

Это было настолько удивительно, что я даже не предпринял попыток понять, что это может значить.

Эту удивительную загадочную мантру необходимо повторять до тех пор, пока не обнаружатся признаки просветления.

Но не каждый день. Потому что нельзя злоупотреблять сильнодействующими духовными средствами. В противном случае они могут перестать действовать.

В том году вообще удивительно часто падали самолеты. И даже появилась такая мрачная шутка. «Сейчас стало опасно ездить на поездах», — говорит один. «А на поездах-то почему?» — удивляется другой. «А потому что на поезда все время падают самолеты».

Когда в космос полетел Гагарин, а вслед за ним и другие космонавты, взрослые все время говорили: «Как же это несправедливо: вся слава достается космонавту, а имени главного конструктора, этого поистине великого человека, никто не знает. А ведь он заслуживает памятника при жизни. Вот бы узнать, кто это такой!»

А мама еще добавляла: «Он заслуживает Нобелевской премии». Впрочем, про неведомого изобретателя кровати-раскладушки она тоже часто говорила, что дала бы ему Нобелевскую премию, если бы была ее воля. Почему-то раскладушка казалась ей совершенно выдающимся изобретением. Видимо потому, что у нас часто останавливались родственники из других городов и раскладушка действительно была незаменимой.

Когда-то, еще в конце 1960-х годов, в букинистическом магазине на Арбате я наткнулся на старую книжку. Это был «Политический словарь» 1940 года издания.

Я совсем не собирался ее покупать. Зачем мне «Политический словарь»? Тем более 1940 года издания.

Но зачем-то ее раскрыл. Книжка раскрылась на букве «В». Первое, что я увидел, было слово «Варшава». Там было написано очень коротко: «Варшава. Главный город бывшей Польши». И все. Слово «Польша» я даже не стал искать.

На Малаховском еврейском кладбище, где похоронены мои родители, я увидел однажды могильную плиту с удивительной фамилией. Она была двойная, хотя явно была произвольно, для благозвучия разделена на две части. Фамилия была такая: «Кац-Нельсон». Интересно, что рядом с ней находилась другая могила с более скромной и, главное, более правдоподобной фамилией «Кацнельсон». Родственники?

На еврейских кладбищах вообще попадаются иногда ужасно причудливые фамилии. Впрочем, на других кладбищах — тоже.

Когда-то давно, задолго до эпохи мобильных телефонов, я назначил встречу одному приезжему знакомому. Встречу я назначил в метро «Новокузнецкая» в середине зала.

Прождав его минут сорок, я заподозрил, что он перепутал названия станций (что часто бывает с приезжими) и приехал не на «Новокузнецкую», а на «Новослободскую». Я без особых надежд на успех двинулся на «Новослободскую», но, конечно же, его не было и там. В общем, мы не встретились.

А вечером того же дня мы созвонились. Оказалось, что он действительно перепутал и приехал на «Новослободскую», где прождал меня те же сорок минут. Потом он заподозрил, что перепутал названия станций, и решил на всякий случай съездить на «Новокузнецкую». На эту «Новокузнецкую» он отправился примерно в тот же момент, в какой я оттуда отправился на «Новослободскую». И мы, разумеется, разминулись.

На следующий день мы все-таки встретились. На станции «Библиотека имени Ленина». В центре зала.

В середине 1930-х годов, рассказывала мама, в Москве было очень много китайцев. Они держали маленькие семейные прачечные. Стирали они чисто и брали недорого.

К концу 1930-х все они довольно стремительно исчезли. Настолько стремительно, что никто даже особенно не задавался вопросом, куда они все подевались.

Совершенно не помню, где, когда и откуда я вычитал эту фразу, но она по совершенно непонятной причине навсегда врезалась мне в память и время от времени выскакивала оттуда без всякого хоть сколько-нибудь очевидного повода. Эта фраза была такая: «Ганди сам доил свою козу». И все. Что же в ней было такого завораживающего, не понимаю.

Соседка Нина Николаевна говорила по телефону своей сестре, жившей на соседней улице: «Валька, чего делаешь? Ничего? Ну приходи, почайпьем!»

Она и меня иногда звала, чтобы «почайпить». Мне ужасно нравился такой глагол. Нравится и теперь.

У нее в комнате на буфете стояла ваза с восковыми яблоками. Это было очень красиво и очень правдоподобно.

Сразу же после этого кинотеатры, кафе, гостиницы, универмаги стали называться «Спутниками», «Космосами», «Орбитами».

Я часто слышал в детстве словосочетание «уголовный розыск» и даже сам иногда употреблял его. Хотя и не в том значении, в каком его употребляли взрослые. Я полагал, что когда ищешь какую-нибудь пропавшую вещь по углам комнаты, то это и есть уголовный розыск.