Линара Тимиргалиева - Werfuchs

Teil II

Не стоило слушать Эльжбету и сдаваться англичанам. Сжечь форму, сжечь военный билет, сжечь свою память и прошлое и остаться дома — такие правильные решения приходят в голову только когда оглядываешься назад и ничего нельзя вернуть.

Милостивый король Георг VI, сообразно его предкам, погрузил нас на корабли и вывез как африканских негров в одну из своих колоний. Все его корабли, к слову, гордо именуются "его величества корабль".

— Его величества корабль! — сказал я как-то матросам в бескозырках, — А эта ржавчина повсюду тоже "его величества"?

Я ожидал что в ответ меня заставят пройтись по доске, под которой будут плескаться зубастые акулы — старая пиратская забава. Но меня обыкновенно избили ногами в трюме.

Кажется, Вера когда-то хотела, чтобы я с ней выехал заграницу на отдых в удивительные страны. Что ж, я наконец и оказался в одной из таких.

Морской круиз оказался, конечно, не ахти: серый океан, тучи да шторма. Канадский порт Галифакс остался в наших воспоминаниях лишь как металлические конструкции кранов, загородившие небеса, и мокрая от дождя бетонная площадка на которой нас разделили на всё ещё живых — их погрузили в товарные вагоны и повезли на запад, и на умерших на корабле от цинги — этих освятили ритуалом бюрократической процедуры и, вероятно, сожгли.

По пути на железной дороге нам всё-таки удалось увидеть здешние горы со снежными шапками, хвойные леса, озёра, распаханные поля пшеницы и стада рогатой скотины величиной с дивизию. Однако, нас не привезли сюда любоваться красотой природы английской империи.

Где-то в Британской Колумбии нас выпихнули из поезда, вывезли в открытое поле и заставили рыть себе землянки. Вокруг тут же появился забор из колючей проволоки и вооружённый караул.

Кормили очень плохо и голод занимал все наши мысли. Как-то раз смогли поймать бродячего пса и сварили из него суп. Охранникам пришлось пожать плечами, увидев обглоданные нами кости. Убийство же коровы они нам с рук не спустили. Один лихой парень из нашего лагеря додумался прибить отбившуюся от стада тёлку булыжником по голове. За это его расстреляли. Тогда мы решили, что корова — священное животное Канады.

Нас использовали обычно как земляных рабочих. Прокладывали дороги из большого города в города поменьше. Выковыряв ещё один кубометр земли с глиной, я вспомнил как давным-давно строил с Карлом автомагистрали и как точно так же орудовал лопатой. Я понял, что потерял всё за эти годы и мне придётся начинать с начала, с полного нуля.

Не все мирились со нашим положением. Был среди нас панцергренадер Ганс Шустер, всё время порывался бежать. Молодой был очень, лет восемнадцати всего.

— Они же там поднимают восстание! — говорил он, — Нам надо срочно возвращаться! Отвоюем всё назад!

— Ты задрал уже, Шустер — крикнули ему издалека, — Ты вообще только фаустпатроны взрослым дядям в Берлине подносил! По земле волок, наверное, на руки поднять не мог!

Прокатился всеобщий громкий смех. Шустер подошёл ко мне, схватил за шиворот и взглянул из широких зрачков в мои глаза.

— Да как вы не понимаете, старые тюфяки! — сказал он мне — Они же сгноят вас всех здесь! А вы просто сидите и ждёте своей смерти! Надо что-то изменить! Побег, революция! А вы...

Шустер отпустил меня, забился в угол и заревел.

— Фаустпатроны, — замычал он вполголоса, — я ведь три "шермана" подбил. А они...

Я хотел обнять его и приободрить, но он толкнул меня и отошёл подальше.

Через пару месяцев нас согнали возводить ферму неподалёку.

— Это земля английского лорда Сесила — сплетничал кто-то из нас, — здесь куда ни посмотри, всё до горизонта — его земля. Он родственник лейтенант-губернатора провинции, одолжил у него нас, его рабов.

Когда мы выкапывали землю под фундамент для коровника, подъехал американский рыдван и из него вылез мужчина пятидесяти лет, в ношенной куртке, штанах и резиновых сапогах. Перед тем как он подошёл к нам, охранники схватили каждого и посыпали белым порошком с запахом ромашки. Отгоняли наших вшей от уважаемого человека, изволившего посетить нас.

— С вами здесь хорошо обращаются? — скромно спросил мужчина на нашем языке.

— Да! — в один голос сказали все мы. Охранники лагеря очень не любили, когда на них жалуются.

— Вам что-нибудь принести? — снова спросил он.

Тут мы почесали головы и каждый попросил для себя что-нибудь. Сигареты, граммофон, остатки обеда. Я попросил новые сапоги, потому что мои уже разваливались.

На следующий день он привёз всё — и наши охранники забрали почти всё. Сапоги я всё же получил.

— Они что, для конной езды? — спросил я у нашего добродетели.

— Остались от моей бывшей жены — сказал он, — любила она лошадей. Теперь весь табун на мыло отправлю.

— Погляди-ка, Золушка с туфельками! — сказал кто-то из наших, завидев меня с женскими сапогами в руках.

— А кто это был? — спросил я, глядя в след исчезающему в дорожной пыли американскому рыдвану.

— Как кто? Лорд Сесил! — ответили мне.

Шустер отказывался возводить коровник, постоянно увиливал и притворялся больным. Ему претила сама мысль что благодоря ему потомки британских колонистов будут наслаждаться говядиной в своих отапливаемых домах, в то время как его армия должна была уже разбомбить и завоевать все их города.

А может, он не притворялся. Или наконец поверил, что болен. Мы нашли его тело в поле, съедаемое вшами.

Тут вдруг проснулось наше чувство воинского братства — устроили ему похороны и сложили у коровника могилку из битых кирпичей.

— Панцергренадер Ганс Шустер, — произносил я, — наш друг и боевой товарищ, пал смертью храбрых на вражеской земле...

— ...из-за своего дурного нрава, — заметил кто-то из нашей собравшейся толпы.

— Его молодость души и отчаянная жажда свободы, — продолжил я, — останутся примером для нас...

—...и поводом для шуток, — заметил кто-то опять.

Я не выдержал и попытался ударить этого "кого-то" в лицо, но охранники выстрелили в воздух.

Нас посетили ещё двое граждан процветающей Северной Америки. Прекрасная молодая американка и её друг-фотограф в солнцезащитных очках — мы решили, что он её и любовник.

— Меня зовут Джудит Энн Флинн, я журналистка и член Красного Креста.

— А нас зовут Безымянные Пленники Войны, — заголосили мы. — Бесконечно рады такому знакомству! Что вас занесло сюда, такую красотку?

Мы загоготали. Нас, в отличие от Джудит, не интересовала политика. Явление женщины, спустившейся с пьедестала победы и благополучия к нам, сирым и убогим солдатам поверженной армии — затуманило нам мозги.

— Я считаю, что здесь с вами обходятся несправедливо. — сказала она, — Вас лишили многих прав.