Линара Тимиргалиева - Werfuchs

В городе стояло лето. В голове и в душе стояла, скорее, уже осень, полная сырости, сомнения и грусти.

— Чемоданы это дело благородное, — говорил Макс. Все вместе, со своими сыновьями, мы шли по аллее. — Знаешь, кто мастерил чемоданы? Дмитрий Менделеев!

— А кто это? — спросил я.

— Русский химик, который придумал водку, — ответил он.

Питер остановился. Ему показалось что он услышал давно знакомый голос.

Он прошёл к кустам и снова услышал зов.

— Идём ко мне, сынок, — звала его женщина.

На языке он почувствовал едкую горечь, в лёгких будто снова оказался табачный дым, отчего захотелось вдруг кашлять. Чувства, которые были когда-то очень давно. Ещё тогда, когда он был в утробе своей матери. Он чувствовал, когда она курила сигареты и выпивала.

Это была его мама.

Она стояла перед ним, голая. Её скрывали листья.

— Люди сделали страшную бомбу, — говорила она. — Снова будет война и от людей останутся только тени на стенах. Идём жить в лес к своей маме, сынок. Ты уже готов.

— Чёрт возьми, Вера! — заорал Макс, подойдя к Питеру. — Господи, это ты!

— Идём ко мне, иначе умрёшь как твой отец и как все люди вокруг! — сказала Вера и отвернулась.

— Никуда он не пойдёт! — крикнул Макс.

Питер тянулся к Вере, Макс обхватил его со спины и держал. Слёзы падали с лица Питера.

— Где ты была, когда была так нужна нам? — завопил Макс, едва удерживая Питера. — Ты бросила, нас Вера! Ты уже бросила нас!

— Я... Я... — молвила она.

Вера закрыла лицо ладонями и убежала в лес.

Я побежал за ней, но не догнал. Лишь заметил лисий хвост вдалеке между деревьями.

Двадцать лет назад ни за что бы не подумал что буду заправлять лавкой. Я думал что ни на что не гожусь, кроме как строить дороги и разгребать кирпичи. Открыл дело не я, а Макс. Он и вправду пытался делать чемоданы и сумки. Пока в стране не восстановилось массовое производство. Затем был продуктовый магазин. Пока на соседней улице не расположила своё отделение торговая сеть. Последней стала лавка сливочного масла. Старое-доброе сливочное масло по старым-добрым традициям, не тот маргарин из универмага. Пока Макса и Хильдегард не смыло в Эльбу в шестьдесят втором году [13] В ночь 16 февраля 1962 года Эльба вышла из берегов. Наводнение унесло жизни около трёхсот человек , когда они ехали на машине по набережной, он завещал распоряжаться здесь мне, пока их Питер не вырастет и не станет совершеннолетним. Питер вырос и стал совершеннолетним, но сказал что блага капитализма совсем не для него и что у него какой-то другой, особый путь в жизни. Эльжбета сразу вцепилась в такую возможность заработать денег. Её жалование государственного служащего было не таким уж и большим. Иногда её чуть не подкупал соблазн брать взятки от левых партий, связанных с Востоком [14] Германская Демократическая Республика, "Восточная Германия" .

А я уже постарел. Говорят, с возрастом мозги становятся деревянные. Нужно время от времени учиться чему-то новому, какому-нибудь новому делу. Кроссворды разгадывать или учиться играть на гитаре. Мне достался бизнес.

Теперь я закупал молоко на фермах в пригороде и делал из него масло. Заодно продавал сливки и пахту: их брали больше всего. Приходилось что-то изобретать чтобы брали всё-таки и масло тоже.

Нужна была вторая пара рук и я нанял Ахмеда. Парень он был вроде бы хороший. Работящий. Утирал себе нос при разговоре и делал вид что у него насморк когда он волновался.

Эльжбета была против того чтобы я взял его на работу. Не знаю почему. Она сказала что он и сорок разбойников увезут всё отсюда в одну ночь. Не доверяет она смуглым иммигрантам.

Прошли пара месяцев и ничего Ахмед не своровал. Сейчас он заливал молоко в сепаратор — традиции конечно традициями, а без сепаратора на электрической тяге сегодня никуда.

Человек он был религиозный и молился ровно пять раз в день в одно и то же время. Правда, не нашему, европейскому протестантскому богу, а какому-то другому.

Наверное, его бог тоже запрещает людям воровать.

В лавку зашла Блаженка и попросила пахты. Воздух в нашем небольшом помещении сразу заполнился утончённым, тонким ароматом спелой земляники, согретой на лугу жарким летним солнцем. Тогда как на дворе стоял декабрь и шёл снег. Элегантным движением тонкой бледной руки она заправила волосы за ухо, обнажив наушник слухового аппарата. На запястье сверкнула золотая цепочка. Одета она была в пальто из тёмного меха шиншиллы.

Только если сильно к ней приглядеться, можно разглядеть на лице морщины. Стоя поодаль лишь можно было сказать, что она нисколько не постарела. Но безусловно заматерела и возмужала — если так можно выразиться о женщине. Своей жизнью она правила так же, как грациозная наездница правит лошадью в конкуре. Глухая певица и пианистка пришлась по душе во всём мире. Блаженка разбогатела и объездила весь свет на гастролях. На её концертах я никогда не был, но слышал что она вынимает слуховые аппараты на выступлениях.

— Может ещё что-нибудь? — попытался я. — Сегодня мы пробуем новый рецепт, добавили в масло цедру грейпфрута и апельсина. Аромат очень приятный. Попробуешь?

— Нет, спасибо, — коротко сказала она, глядя не на меня, а на блестящие золотые часы на левой руке. — Мне надо торопиться.

— Ну хорошо, — я поставил банку пахты на прилавок. — Что сегодня печёшь?

— Печенье для Ассумпты, — ответила Блаженка.

— Как она поживает, кстати? — спросил я.

— Не очень. Лежит целыми днями в загородном доме и пьёт чистый виски.

— Что так?

— Я не знаю. Она просила чтобы я купила ей самолёт.

Я не удержался и расхохотался. Блаженка поёжилась и отвела взгляд в сторону. Мне стало стыдно.

— Извини, — промолвил я.

— А я и вправду купила ей самолёт, — Блаженка сдержанно улыбнулась и подняла глаза. — Поршневой и одномоторный, конечно. Но она заявила что хотела реактивный. Чтобы разогнаться как следует и расшибиться прямо о лондонский Биг-Бен. И ещё там должен обязательно стоять пулемёт.

Приготовившись рассказать некую вселенскую истину, я начал разводить руками.

— Что ж, человеку не хватает в жизни риска, азарта. Надрыва. Не нашла это в жизни после войны, вот и пьёт, видимо, — торжественно заключил я.

Мне нравилось говорить наставления, нечто поучительное. Мне казалось что на старости лет из меня как вода будут струиться замечания от самого господа Бога от там как надо или не надо жить. Я почувствовал себя глупо, от того что в который раз претендовал на звание мудреца. В то время как передо мной стояла Блаженка с настоящем горем.

— Да-а, — тяжёло вздохнула она. Расплатилась и молча ушла, запихнув банку в раскрытую маленькую сумочку.