Линара Тимиргалиева - Werfuchs

Следующим к нам зашёл старый мужчина в чёрном костюме, словно вернувшийся с похорон. А может наоборот, только собиравшийся на них. Он снял широкую шляпу и заботливо положил её на прилавок передо мной. На макушке головы виднелась плешь среди седых волос. На его руках были чёрные кожаные перчатки и он их не снимал. Глаза этого сухого, бледного старика живо вцепились в меня и не отпускали из виду. Как только я начал чувствовать напряжение он вдруг улыбнулся.

— Я бы хотел... — начал добродушно старик, но тут зазвонил телефон на стене. — Простите, но мне нужно ответить, — сказал я.

— Ничего, я подожду, — ответил старик. — Мы все подождём...

Разве что Эльжбета могла позвонить в такое время, наверняка по очень срочному делу.

Я взял трубку.

— Ты в курсе где сейчас наш Карл? — строго спросила Эльжбета.

— Нет, — честно ответил я. — То есть, он же должен быть на экзамене в университете?

— Я звонила в университет, его там нет! Опять он шляется со своими дружками где-то! Иди разыщи его и приведи за шкирку в университет! Ты же его отец в конце концов!

— Хотя и не родной... — подумал я.

В магазин зашла мама с мальчиком лет пяти. Мать видимо тоже пришла за пахтой для рождественских пирогов. Старик присел перед мальчиком и стал показывать фокус, который старше любого фокусника — исчезновение монетки за ухом. Мальчик был в восторге, а его мать оторопела и одёрнула сына к себе за капюшон от незнакомца, напоминавшего гробовщика. Я смотрел на них всех и едва слышал брань из трубки.

Эльжбета сильно изменилась после войны. Ещё бы, ведь ей через многое пришлось пройти чтобы выжить вместе с ребёнком. Но она изменилась ещё больше когда стала работать в правительстве. Подковёрные действа судя по всем превращают человека в жестокого интригана, готового загрызть кого угодно если этот кто-то посягает на них.

— Надеюсь, сгожусь не только на то чтобы мною пугали маленьких детей, — как бы между делом сказал старик, пытаясь обратить на себя моё внимание.

— Что желаете? Быть может, пахты? То есть, сливочного масла? — сказал я.

Я с трудом положил трубку, физически чувствуя сопротивление голоса моей жены.

— Нет, я совсем по другому делу, — сказал незнакомец.

— Так по какому же? И как мне вас величать?

— Можете звать меня, например, Экхарт. Можете звать меня Ульрих. Можете звать меня — Майстер. Как вам угодно так и называйте, но я люблю когда меня называют Волшебником.

— А что, вы и правда Волшебник?

— Почти. Я добрые дела делаю, почти что чудеса. Для нашей страны. Вы страну нашу любите?

— Люблю. Я за неё кровь на войне проливал.

— Это я знаю. И что работник ваш по имени Ахмед деньги ваши, заработанные у вас, отправляет в Рабочую Партию Курдистана — тоже знаю. И не туда ведь отправляет, в этот самый Курдистан, а своим подельникам прямо здесь, в Гамбурге. Вдруг они себе на эти деньги автоматы понакупают и разборки на наших улицах устроят? Нам здесь Чёрный Декабрь [15] Во время Олимпийских игр в Мюнхене в 1972-м году палестинская группировка "Чёрный Сентябрь" захватила в заложники израильских спортсменов не нужен!

Я взглянул одним глазом в подсобку — стёганный коврик для молитв был расстелен, однако Ахмеда на нём не оказалось. Его и след простыл.

— Молодым людям в наше время некуда деть своё недовольство, кроме как учиняя разгром и пальбу, — начал Волшебник-Экхарт. — На Ближнем Востоке с этим намного хуже: рожают много детей мужского пола, делают им обрезание и устраивают для них религиозные войны. Нам такие игрища не нужны. Наши дети к сожалению тоже любят поиграть в партизанщину время от времени, поэтому я и здесь.

— С моим сыном всё в порядке, — заявил я. — Ну, то есть, не совсем. Но он не собирается свергать наше правительство, в котором его мать работает.

Что-то я засомневался в собственных словах и оттого фальшиво улыбнулся.

— Ваш сын праздный лентяй и разгильдяй. Если хотите бесплатный курс семейной психологии — то это случилось из-за отсутствия должного воспитания с вашей стороны. Никакой опасности и никакого интереса ваш сын для нас не представляет. Однако, вы отвлекли меня от моих рассуждений. Я хотел поделиться своей надеждой на то что возможно, в будущем мы себе сможем позволить больше прав, свобод и участия в государственном управлении для широкого круга лиц, в том числе и молодёжи, и людей-лис. Но пока советские танки стоят у наших границ нам придётся обходиться старыми добрыми способами.

— Ваша надежда на будущее меня проняла, но я так и не понял о чём вы говорите.

— Хорошо. Сын вашего знакомого Макса Клейста Питер Клейст облился бензином на въезде у базы Рамштайн [16] нем. Ramstein — американская авиабаза в Западной Германии. Также является хранилищем ядерного оружия и грозится сжечь себя. Всё может вылиться в международный инцидент, американцы могут быть недовольны — а нам без них не выстоять против русских. Я хочу чтобы вы отправились со мной и уговорили его сдаться.

Я не видел Питера много лет.

— Я не виделся с ним много лет, — сказал я. — Разве он меня послушает?

— У него не осталось родных, — сказал Экхарт. — Вы были близки с его отцом, он вас послушает, я уверен. В конце концов, вы служили в армии и были на войне — вы сможете его обезвредить. Главное подойти достаточно близко.

Много всяких мыслей пришло мне тогда в голову, а в сердце забило беспокойство. Вот так себе живёшь и думаешь что сидишь в стороне и никого не трогаешь. Считаешь, что мировое зло ну никак тебя не коснётся, потому что ты не просишь многого. Всегда кажется что если с твоим знакомым что-то случится — ему помогут его друзья, которые знают его гораздо лучше тебя. Но почему-то иной раз случается так, что помочь можешь один лишь ты. Лучшие друзья всегда куда-то деваются в такие моменты.

Скрепя сердце, я согласился ехать.

Мы пролетали через городской траффик как сквозь воды Красного моря перед Моиссеем. У Моисея была прямая связь с богом Яхве, а у нас была мигалка на крыше полицейского автомобиля. Как только я подумал что время уже вечернее — вдоль улиц зажглись фонари.

Я вспомнил о своём нерадивом сыне. Эльжбете было бы всё равно какие кругом были обстоятельства и что там происходило с Питером — если бы я не проведал нашего Карла. Она бы сказала что так и надо этому лису-коммунисту, разрушающему страну изнутри, и что надо воспитывать своих детей, а не чужих. Надо было что-то придумать.

— Мы можем сделать одну остановку? — осторожно поинтересовался я.

— В такую минуту решается судьба страны, — сказал Экхарт. — А вы хотите купить сигарет?

— Нет, я бы хотел взять с собой своего сына.

Старик Экхарт ехидно улыбнулся.