Вячеслав Репин - Халкидонский догмат. Повесть

— Такое, конечно, бывает… но очень редко, ― вымолвила наконец Валентина.

— Совпадение?

— Нет… Это больше, чем совпадение.

— Вся наша семья из Сибири. Но мой отец военный, несколько лет служил в Ленинграде.., ― ни к селу ни к городу стал я объяснять, словно чувствовал себя обязанным на ответное откровение, а возможно, пытаясь найти какое-то рациональное истолкование этому более чем невероятному стечению обстоятельств. ― Выходит, я знаю твоего мужа? Черт знает что…

— Что ж… Тогда вам нужно встретиться, ― задумчиво произнесла Валентина.

— После всего?

— После чего?

— Я с трудом себе это представляю… себя в этой роли.

Она с минуту молчала.

— Не нужно ничего усложнять. Я скажу ему, и он позовет нас куда-нибудь ужинать, вот и всё… ― Она вздохнула. ― Завра же, бросит все свои дела, я уверена.

— Ты хочешь ему сказать всё? ― ужаснулся я.

Что-то мельком сверив по моему лицу, она ответила:

— Легче сказать всё… Он нормальный человек. И очень порядочный.

— Тем более! Я не негодяй и не распутник. Пойми же меня… Хотя, может быть, теперь в этом можно усомниться.

— Ты ни в чем не виноват.

— Прошу, не делай этого.., ― взмолился я.

Она пообещала ничего не предпринимать без моего согласия, пообещала не разоблачать меня, хотя бы до первой встречи. Я не знал, как мне поступить. Мы договорились, что она позвонит мне, как только поговорит с мужем, и стали прощаться, поглядывая друг на друга с некой опаской и сожалением, ― так, во всяком случае, мне казалось. А еще мне казалось, что из-за этой опаски на наших лицах появилось теперь выражение некого отчуждения. Так бывает, когда человек, причиняя боль другому, всё же интересуется, можно ли это терпеть, не очень ли ему больно…

Позвонив мне в тот же вечер, время перевалило уже за одиннадцать, Валентина быстро, явно волнуясь, протараторила в трубку следующее:

— Ты знаешь, он не верит мне… Говорит, что я напутала… Но зовет нас завтра в ресторан, чтобы всё-таки проверить… Вечером, рядом с гостиницей… Мы живем в отеле Франсуа Премье… Это на улице Магеллана.

— Глупо встречаться в гостинице, ― сказал я, про себя прикидывая, что проверить всё можно было бы и так, без встречи. ― Я предпочитаю позвать вас в другое место.

— Куда?

— Придумаю… Например, в арабский ресторанчик, возле Бастилии… Вполне приличный, не волнуйся, местные снобы его обожают.

— Не нужно никаких трат!

— Это недорого. Даже для меня, ― уперся я. ― И потом… я просто обязан.

— Хорошо… Около восьми? Я поговорю с ним и перезвоню тебе… завтра, после обеда. И договоримся точнее, ― рассеянно лопотала Валентина. ― Ты будешь дома?

Судя по той суетности, с которой она пыталась организовать встречу, было очевидно, что дается ей это нелегко. Я не знал, как ей помочь, как поддержать ее…

Как и обещал, я назначил Валентине встречу в арабском ресторане на улице Келлер, в двух минутах ходьбы от площади Бастилии, который в те годы славился не только дешевизной, но и своей кухней, что не помешало ему, правда, позднее закрыться. Богемная публика, вперемежку со снобами-гурманами, тогда валила сюда толпой.

Я уже около получаса изнывал в ожидании, сидя как иголках за заказанным по телефону круглым столом в глубине зала. К счастью, было не так шумно, как случалось в иные дни. Но меня всё же не оставляли сомнения, подходящее ли место я выбрал для встречи?

Наконец в дверях показался стройный силуэт Валентины. Принаряженная в элегантный темно-серый костюм, с новой прической ― волосы были разделены зигзагообразным пробором, ― она излучала что-то новое, настораживавшее. За ее спиной маячила невысокая тучноватая фигура темноволосого мужчины в деловом костюме и при галстуке. Насадив очки на мясистый нос, он опасливо озирался по сторонам: ресторан было явно не того класса.

Я поднялся из-за стола. Валентина, ничуть не изменившись в лице, направилась в мою сторону. Он последовал за ней.

Это был Аверьянов. Не кто иной, как Саша Аверьянов… Располневший, с маслянистым блеском в карих глазах и открытым, как и прежде, спокойным взглядом. Ростом он казался ниже прежнего и выглядел гораздо старше и солиднее, чем в моем воображении. На висках у него серебрилась седина.

Приблизившись, Аверьянов застыл передо мной как вкопанный. Он снял очки и несколько секунд с изумлением меня разглядывал. Затем лицо его медленно расплылось в добродушной улыбке.

— Елки п-п-палки! П-п-привет! ― с заиканием произнес он.

Я перевел взгляд на Валентину. Она опустила глаза.

— Ты в Париже! ― выдал я. ― Почти прописан, оказывается?

Приблизившись ко мне чуть ли не вплотную, Аверьянов схватил меня за рукава. Я было подумал, что он хочет обняться, но он лишь пожал мне руку и сказал:

— Какой был ― такой и остался… Вот т-так встреча! ― Он повертел головой по сторонам и, улыбаясь, добавил: ― Вот т-так заведеньице!

— Кухня очень хорошая, ― виновато пробормотал я. ― Традиционные арабские блюда. Ты, наверное, никогда не пробовал…

И мы с облегчением рассмеялись.

— Традиционные… Арабские… Нет, я не п-п-против! Ты не п-п-представляешь… Нет, ты не представляешь, как я рад тебя ф-ф-фидеть! В-Вале н-не п-поверил сначала, ― выдавил из себя Аверьянов, как и прежде сильно страдая от заикания; всё тот же заика — в этом было что-то непостижимое.

Мы сели за стол. Пока молодой чернявый официант с намотанной вокруг шеи, как у ковбоев в вестернах, красной тряпкой морочил нам голову выбором аперитивов, мы с прежним изумлением разглядывали друг друга.

Официант исчез. Мы молчали. Поправив указательным пальцем очки, Аверьянов слегка кивал вспотевшим лицом и продолжал в меня всматриваться. Я глазел, в свою очередь, на Аверьянова. Валентина сдержанно наблюдала.

— Да я же т-тебя читал! Роман в журнале!.. Года два назад?.. Когда это было, Валь, ты п-помнишь? ― с ликующим видом обратился к жене Аверьянов. ― В журнале, ты мне давала… П-п-помнишь эту эп-попею?.. Мне ужасно п-понравилось! ― Аверьянов добродушно улыбался; вероятно, чтобы рассмотреть меня под каким-то другим углом зрения, он опять снял очки, потер переносицу и поморщился.

— Это были вы?! ― растерянно спросила Валентина. ― А мне и в голову не пришло… Действительно… Нам очень понравилось.

— М-молодец! Елки п-п-палки, какой же т-ты м-молодец! ― торжествующе твердил Аверьянов. ― И значит, живешь здесь… Уд-дается?

— Удается ли мне жить? В каком смысле?

— Я вот п-п-пожил в Нью-Йорке т-три м-месяца… И ч-честно скажу ― больше не смог! Н-ну, хоть режь на к-куски! Хочу в Москву и ф-фсе!.. Н-никогда не смог бы там жить. Н-не люди, а роботы какие-то. Мы же в Москве… Да ты всё знаешь.., ― Аверьянов замахал короткими руками, отчего из рукавов его пиджака вывалились манжеты рубашки с изящными запонками.