Исаак Башевис-Зингер - Поместье. Книга I

— Но!

— Кася, милая, не бойся! — начал уговаривать Люциан. — Ничего, мы тебя пристроим. А там тебе оставаться незачем. Главное, запомни: я за тебя отвечаю.

— Да, я знаю.

— Не замерзла?

— Нет.

— Ты сердишься на меня?

— Нет, что ты.

— Если тебе придется еще немного поработать, знай, что я не для того тебя забрал. Я тебя в пансион отдам, сразу, как только смогу. Хочу, чтобы ты образование получила. Люди не понимают, думают, кто родился в бедной семье, тот всю жизнь так и должен прожить в бедности. В Англии один бедный мальчик стал лордом. Это вроде князя или генерал-губернатора.

— Ага.

— А бедная девочка стала знаменитой актрисой. Любой аристократ счастлив поцеловать ей ручку. Понимаешь?

— Да.

— Мы с тобой к евреям едем. Это сестра моей жены, моя свояченица, значит. Я тебе говорил, у меня жена еврейка, крещеная. Свояк — студент. Поживешь у них пару недель. Они тебя, как родную, примут. А я тем временем тебя приодену, подходящую школу для тебя найду.

— Я же читать не умею.

— Я тебя научу. Если ты букварь можешь читать, то и другие книги сможешь. Буквы везде одинаковые.

— Они в других книгах очень маленькие.

— Ничего, привыкнешь. Ты, главное, меня слушайся. Если прикажу тебе раздеться догола и прыгнуть с крыши, подчиняйся без разговоров. Конечно, я тебе такого приказывать не собираюсь. Это так, для примера.

— Ага.

— Будешь меня слушаться?

— Да, во всем.

— Вот такой я тебя люблю. Женщина создана для подчинения, будь она хоть молодая, хоть старая. У других народов король — это король, потому они и живут счастливо. А у нас в Польше каждый шляхтич — правитель, вот нас и разорвали на куски. Понятно?

— Да, понятно.

— Чем тебя у сестры покормили?

— Кашей с хлебом.

— Ты не голодна?

— Нет, не голодна. Но там служанка меня все расспрашивала.

— О чем расспрашивала?

— О том о сем. Живы ли родители у меня.

— Ты не сказала, что сбежала от хозяев?

— Сказала.

— Зачем?! Это не их собачье дело!

— Ну, так.

— Не надо все рассказывать! Эх, жаль, я тебя сразу не предупредил. Теперь эта тварь пойдет к ним и нас выдаст. Ты хоть не сказала, где служила?

— Сказала.

— Что ж ты наделала?! Ладно, плевать. Только теперь держи рот на замке.

— Хорошо.

— Пан, приехали, — сказал кучер.

Пролетка остановилась, Люциан заплатил двадцать грошей. Азриэл жил напротив церкви. Уже стемнело, фонарщик из магистрата зажег газовые фонари. Мимо проезжали дрожки, скользили сани. Дымки из печных труб развевались под ледяным ветром, как женские подолы. Продавец жареной картошки грелся возле своей жаровни. Только сейчас, войдя в ворота, Люциан подумал, что зря они сюда приехали. Азриэл — человек неплохой, образованный, но Шайндл — совсем другое дело. А Азриэла, может, и дома нет. Что он скажет? Только себя скомпрометирует. Люциан всмотрелся в список жильцов. Горела лампа, но написано было таким почерком, что ничего невозможно найти. «И чего меня сюда черт принес? — удивился себе Люциан. — Хоть бы минуту подумал сначала. Нельзя быть таким импульсивным! Нужно переделать характер, а то пропаду». Из сторожки вышел дворник и объяснил, как найти квартиру Азриэла Бабада. Дом был новый, в три этажа.

— А девушка кто такая? — спросил дворник, но Люциан не ответил. Они поднялись по лестнице, перед дверью Люциан отдал Касе корзину и постучал. Открыла Шайндл. Люциан видел ее только однажды и не сразу узнал. Она была беременна, и, похоже, срок уже был немалый. На голове платок, платье, не слишком чистое, порвано спереди, в руке пучок соломы — видно, Шайндл мыла посуду.

— Наверно, вы меня не узнаете. Я Люциан Ямпольский.

— Пан граф! — Шайндл отступила в сторону.

— Эта девушка со мной. Может, вы удивлены…

— Пусть пан граф войдет. И ты заходи. Ноги вытирай.

— Ваш муж дома?

— Нет, но должен вернуться с минуты на минуту.

Шайндл была на кухне не одна. На табуретке сидела девушка, уже не первой молодости, за двадцать, с зачесанными назад волосами, в сером платье из грубой ткани и блузке с высоким воротником. Люциану показалось, что когда-то он ее встречал. Не сказать, что она некрасива, однако нос великоват, а взгляд — по-еврейски грустный и в то же время острый, как у француженок или итальянок. Брови слишком густые, губы тонкие, лоб не по-женски высокий. Люциан смутился и неуверенно заговорил:

— Это Кася, я ее лет десять знаю, хотя ей всего пятнадцать. Жил у ее матери, когда москали меня разыскивали. Ее мать тогда мне жизнь спасла, буквально. Это сразу после восстания было. Мне эта девушка как родная, можно сказать, дочурка или сестренка. Я, когда вернулся, узнал, что отец ее в служанки отдал плохим людям. Они ее в чулан запирали, словно в тюрьме держали. Решил, это мой святой долг — вызволить ее из рабства. Пришел, приказал ей собрать вещи и идти со мной. Хозяева крик подняли, но я их слушать не стал. Вот, теперь ходим по всему городу. Хотел ее к себе забрать, но у нас такое положение, что это неудобно будет. Ваша сестра сейчас не в духе, так что я не могу никого привести, не предупредив заранее. Нужно с ней сначала поговорить. Вспомнил, что у вас служанки нет. Может, возьмете ее ненадолго? Собираюсь для нее подходящую школу найти или пансион.

Шайндл вытаращила глаза.

— Это так неожиданно… Во-первых, нам служанка не нужна. Вернее, нужна, но мы вынуждены экономить. Во-вторых, ей негде у нас ночевать.

— Она может спать на кухне.

— Сегодня у нас моя золовка ночует. Забыла представить. Это сестра моего мужа, панна Мира…

— О, так вы сестра Азриэла? Ваш брат рассказывал о вас. Ваш отец, если не ошибаюсь, раввин в Ямполе.

— Был раввином в Ямполе. Теперь мы с родителями в Варшаве живем.

— Значит, переехали? Интересно… Что ж, мне надо искать, куда эту девушку пристроить. Хотя уже ночь…

— Что там с тобой делали? — вдруг спросила Шайндл Касю.

— Ничего.

— Били тебя?

— Били? Нет.

— Есть не давали?

— Давали.

— Она боится, — вмешался Люциан. — Они ее запугали. Я сам видел, как они с ней обращаются. Ругают, бьют…

— Пусть пан граф пройдет в комнату. Зачем стоять на кухне. Сейчас свет зажгу. Такой гость!

— Спасибо, но мне некогда. Если нельзя оставить ее у вас, пойдем куда-нибудь еще. Может, в гостиницу или, как это, в меблированные комнаты. Не могу же я ребенка на улице оставить, тем более зимой.

— На улице? Боже упаси, она же замерзнет! Но пан граф сам видит, что у нас нет места. В той комнате есть диван, но на нем спит моя золовка. Можно было бы ей на кухне постелить, на полу, но у нас ни подушки нет, ни матраца, ни одеяла. А ночью на кухне холодно, легко простыть.

— Понимаю, но все равно спасибо. Пойдем, Кася, нам пора.

— Может, вы есть хотите? Налить пану графу стакан чая?