Илья Кормильцев - Собрание сочинений. Том 2. Проза

«Как по лезвию»

Александр Башлачев

В истории того периода, который с легкой руки одной звукозаписывающей компании получил условное имя «легенды русского рока», Александр Башлачев всегда занимал особое место. В первую очередь потому, что принадлежал к рок-н-роллу буквально всем своим существом — энергией своих концертных выступлений, огнем поэзии, трагической судьбой — всем, кроме, как это ни парадоксально, музыки. Конечно, большая часть русского рока стоит одной ногой (а то и полутора ногами) в традиции бардов, но именно Башлачев — не БГ, не Шевчук, не Макаревич и не иже с ними — имеет полное право называться тем самым «недостающим звеном» между поколением Высоцкого и «восьмидесятниками». Поэтому и поэзия Башлачева — вещь вполне самодостаточная, возможная и без того, что называется «аудиовизуальным рядом». Одним словом, литература. Издавалась она последний раз давно — еще в конце восьмидесятых, сразу после гибели Саши. Сейчас, как правильно пишет всегда умный и проницательный, хоть и не часто откровенный А. К. Троицкий в предисловии к книге, «совершив чудную „загогулину“, российская жизнь вновь вернулась на темные круги своя, и опять нет для нас поэта более важного, чем Александр Башлачев». В первую очередь потому, что «почвенничество» уральско-череповецкого Рембо совсем иного разлива, чем новообретенное православие Кинчева, кокетливый лубочный постмодернизм Гребенщикова или же лукавое резонерское толстовство Шевчука. Строго говоря, если что среди русского рока и было русским — то это Башлачев. Без мозговитых концепций, на думанной стилизации и прочей ереси — прямиком от убогой, яростной и возвышенной жизни плохо освещенной, бездорожной и страшноватой страны. От березовой коры, теплого спирта и бесконечного, как чистый лист формата 1/6 части суши, снега. Такого выплеска энергии этого рода, возможно, больше и не будет никогда, так что у Башлачева есть существенный шанс так и остаться единственным в своем роде хрупким, одухотворенным богатырем на перепутье, русским Арамисом — Алешей Поповичем. Вряд ли возможно представить его сейчас — где-нибудь между группой «Звери» и очередной «Фабрикой». Да, кстати, и не стоит читать пару интервью в конце книги, разве уж если только очень сильно интересуетесь — мы все были такими наивными и глупыми тогда. Примерно как песня «Wind Of Changes» группы The Scorpions.

«Король Чернило II»

Ник Кейв

Не прошло и полгода, как за черной книжицей с черным силуэтом автора последовала красная, с силуэтом, соответственно, красным. Это второй том творений австралийского башибузука, который охватывает более известный широкой публике период — от Your Funeral My Trial до The Boatman’s Call, то есть те самые известные широкой публике песни про мертвых девушек (мальчиков, впрочем, тоже). Разумеется, оригинал всегда сильнее копии, и в случае песен перевод — лишь вспомогательное средство, которое никогда не сотрет очарования исходного текста. Зато опять множество рисунков, начертанных мрачным пером антипода, плюс малоизвестные перлы вроде сценария для мультфильма (!) или автобиографического рассказа о том, как Ник дошел до жизни такой, под названием «И Плоть стала Словом». Милый такой сувенир для лиц младшего среднего возраста — именно такие, судя по впечатлениям, преобладали на последних московских концертах Ника Потрошителя.

«31 песня (и 14 альбомов)»

Ник Хорнби

Видный писатель-меломан, работавший некогда в New Yorker и написавший свой роман «Hi-Fi», в частности, о том, как любовь к винилу и полиэфиру чуть было не победила любовь к женщине, любитель покопаться на развалах и распродажах аудиопродукции и составить в подарок друзьям и родственникам самопальные сборники на кассетах, — короче говоря, Ник Хорнби решил поделиться размышлениями о песнях и альбомах, оказавших наибольшее влияние на его жизнь. Вкус у писателя оказался вполне типичным и ожидаемым для британского «восьмидераста» — от диско к рейву через постпанк и грандж. Но размышления его не лишены забавности. Писатель по природе своей, даже говоря на столь узкую тему, как популярная музыка, не может поневоле не задеть всего, что вокруг да около. И вот мы узнаем об истоках любви старушки Британии к американской падчерице, втянувшей ее в конечном итоге в иракские пески, и о том, как с высоты писательского кресла воспринимаются многочисленные нелепости рок/поп-текстов, и о том, почему Брюса Спрингстина все-таки стоит уважать, несмотря на его очевидную выспренность и вульгарность, и о многом другом. Написано не без блеска, хотя с постоянным (и ожидаемым) налетом лондонского пижонского цинизма и типично британской манерой прокладывать толстый-толстый слой иронии между своими истинными мыслями и окружающим миром. Кроме личных вкусов и пристрастий Ник Хорнби иногда делится и общественной болью: так, одна глава, прочувствованная и страстная, посвящена выжимающей скупую меломанскую слезу истории упадка и вымирания маленьких музыкальных магазинчиков в Лондоне (писатель сам на заре своей карьеры работал продавцом-консультантом в одной такой лавчонке). В целом получается ненатужное, элегантное, интеллигентное повествование о себе любимом и мире, которое читается «на раз». И совершенно правильно, что издательство поместило его в своей «метросексуальной» серии, самое ему там и место, потому что музыка в наше время уже не способ принадлежать к секте избранных, а такой же элемент хорошего тона, как парфюм или солнцезащитные очки. Увы, ответа на то, почему так вышло, у Ника Хорнби не найдешь. Но не стоит требовать невозможного от метросексуалов.

«Книга правды»

Алекс Керви

Алекс Керви — человек многогранный, хотя больше известен окружающему миру как переводчик (на его счету «Джанки» Берроуза и «Страх и отвращение в Лас-Вегасе» Хантера-Томпсона) и отличается активной деятельностью в околоинтеллектуальном сообществе, где в его досье — один из ранних «нарколитературных» скандалов, закончившихся изгнанием Фальковского из «Независимой газеты». Позирующий то как кроулианец, то как скинхед, то как агент галактической разведки, Керви — типичный продукт взорвавшейся андеграундом Москвы 1990-х, певец того же шизового стиля, откуда Гарик Осипов и Дмитрий Пименов. Чего он только не успел! И в частности, отдать солидный кусок своего воображения музыкальной журналистике. Живя в Англии в середине 1990-х, сей друг Хоума и Уайта не только баловался игрой на басу, но и успел написать много материалов, публиковавшихся в основном в созданном Севой Новгородцевым «О!» — издании забавном, но оказавшемся на тот момент коммерчески несвоевременным. Вот эти материалы и составляют основу «Книги правды» — огромный очерк «От Рединга к Гластонбери» плюс множество заметок, рецензий, отчетов и пр. А к ним добавлены отрывки из мемуаров, предисловия к переводным книгам, статьи по поводу и без повода и «программное интервью» все в том же духе гонзомегаломании. Как к этому психоделическому оливье относиться, сильно зависит от вкуса — кто-то завязнет, а кого-то затянет. Сам способ письма и предметы его — это то самое подполье, контекст которого Керви настойчиво (через переводы и издательскую деятельность) пытается уже много лет переложить на язык родных осин. Получается по меньшей мере забавно, хотя и (в силу того, что большинство текстов написано уже почти десять лет назад) довольно архаично. Впрочем, страна у нас такая странная — когда в таком духе писался «О!», это было преждевременно, а сейчас уже архаично — поди попробуй уловить момент. Независимо от пристрастий, «Книга правды» обречена на то, чтобы войти в историю хотя бы как памятник одному из самых ярких и забавных персонажей московской контркультуры. А памятник в 30 лет (именно столько живет среди нас Алекс в своем нынешнем воплощении) — это вполне себе гонзомегаломания.